– О, понимаю, вы хотите навестить кого-то из старых друзей?
– Нет, государь, только их могилы.
Король видимо содрогнулся:
– Простите, герцог. Это весьма благородно, и мы, разумеется, ни в коей мере не воспрепятствуем вам в этом. Все наши провинции открыты для вас.
– Признателен вашему величеству. Пользуясь вашим позволением, в первую очередь я хотел бы посетить Париж.
– Париж, сударь?
– Да, государь. Там я должен уладить дела моего покойного друга, хорошо знакомого вам.
– Правда? – спросил встревоженный король.
– О да, государь, ибо этот друг – маршал д’Артаньян.
Людовик был сражён поступком Арамиса, самолично раскрывшего своё инкогнито. Арамис же рассудил, что, раз оно раскрыто другими, лучше всего будет не таиться, а разить врагов их же оружием.
Гул, пробежавший среди собравшихся, говорил о том, что эта новость была для них куда важнее политических союзов, с какими бы государствами они ни заключались. В эту минуту придворных не могло бы отвлечь даже известие о войне с императором.
Подавленный король с неохотой произнёс:
– Как! Вы являетесь душеприказчиком графа, господин д’Аламеда? Позвольте же нам удивиться, ибо это – вещь неслыханная.
– Почему, ваше величество?
– Вы, испанский гранд, посол Кастилии, намереваетесь разбираться в делах маршала Франции. На каком основании? По какому, скажите, праву?
– По праву старинной дружбы, государь, а также на основании его личной просьбы.
– Устной, не так ли? – свысока спросил король.
– Нет же, письменной.
– Письменной? Господин д’Артаньян писал вам?
– Да, государь.
– И это письмо?..
– При мне, – и Арамис с лёгким поклоном протянул королю уже знакомое нам письмо.
Бегло пробежав его глазами, король, совладав с собой, вернул письмо Арамису.
– Мы не видим никаких препятствий к тому, чтобы вы исполнили последнюю волю маршала, господин д’Аламеда.
– Спасибо, государь.
– Господин д’Артаньян упомянул о том, что его распоряжения способны удивить вас, герцог. Надеюсь, вы немедленно поставите нас в известность об условиях завещания.
– Не премину, ваше величество.
– Коли так, поезжайте.
– Ваше величество отпускаете меня?
– Да, герцог, но возвращайтесь скорее. Через десять дней назначен переезд двора в Фонтенбло. Мы желаем видеть вас там.
– Я там буду, государь. А до тех пор оставляю вместо себя преподобного д’Олива.
– Он будет нашим дорогим гостем. Мы давно знакомы с ним, – улыбнулся Людовик.
– Преподобному отцу можно от души позавидовать. Но следует ли мне отбыть немедленно?
– Как пожелаете, господин д’Аламеда. Разве можем мы приказывать вам?
– Тогда я с позволения вашего величества уеду уже сегодня.
– Так и в самом деле будет лучше. Господин д’Артаньян не любил затягивать с делами. Сделайте же для него то, что он сам непременно сделал бы для вас.
Арамис со странной улыбкой на устах протянул, сверкая глазами:
– Государь, я обещаю устроить всё так, чтобы д’Артаньяну на небесах не в чем было упрекнуть меня…
XVIII. Jésuite de robe courte
[2]После этого краткого диалога Людовик XIV, казалось, утратил всякий интерес к амбассадору и, переговорив о чём-то с маршалом де Граммоном, покинул зал. Но спустя двадцать минут к нему торопливо вошёл Сент-Эньян. Король тут же обратил внимание на бледность своего наперсника.
– Ах, ваше величество, я бледен от страха, – пояснил Сент-Эньян.
– Что такое?! И ты признаёшься?..
– Нет ничего постыдного в страхе перед необъяснимым.
– О чём ты, Сент-Эньян?
– Я говорю, что суеверный ужас позволителен даже дворянину.
– Суеверный, вот как! Ни больше ни меньше?
– Да, государь.
– Неужто Белая Дама переселилась вслед за двором в Версаль из Лувра?
– Нет, ваше величество, зато другой призрак явился из Эскориала.
– Что? Да говори же толком!
– Государь, я заявляю, что Арамис… простите, герцог д’Аламеда – колдун.
– Вон оно что… Да ты, никак, бредишь, мой милый.
– Хотел бы я, чтоб это было так. Но дюжина свидетелей может подтвердить, что я видел то, что видел.
– Что же ты такого увидел? Может, герцог забылся и вызвал при тебе своего друга – дьявола?
– Хуже того, государь, он усмирил дьявола…
После этих слов Людовик окончательно уверился в безумстве графа и от души расхохотался.
– Вы смеётесь, ваше величество? – оскорблённо спросил Сент-Эньян.
– Смеюсь. А что ещё прикажешь делать?
– Например, задуматься над тем, как это у него получилось.
– Да что? Что получилось? Или ты воображаешь, будто я поверил в твои россказни? Ну, скажи мне.
– Прошу извинить меня за иносказания, но разве приструнить де Варда не то же самое, что укротить демона?
– А!.. Расскажи-ка мне об этом…
И Сент-Эньян красноречиво поведал королю о том происшествии, которое уже обсуждал весь двор…
А случилось вот что: после ухода короля к Арамису подошёл Кольбер. Поздравив министра с долгожданным подписанием конкордата и, в свою очередь, приняв поздравления с успешным завершением посольства, герцог д’Аламеда негромко произнёс:
– Не беспокойтесь, дорогой господин Кольбер, то, о чём мы с вами вчера толковали, уже доставлено во дворец.
– Благодарю вас, монсеньёр, – ответил суперинтендант тоном, который легко себе представить.
– Это хотя бы частично вознаградит ваше подвижничество, – с расстановкой сказал Арамис, внимательно глядя на Кольбера, – Испания многим обязана вам.
– Я действовал в большей степени на благо Франции, монсеньёр, – учтиво возразил Кольбер, – я французский министр.
– А я – испанский гранд, – усмехнулся Арамис, – однако теперь, когда подобные расхождения утратили былое значение, думаю, ничто не воспрепятствует нашей дружбе.
