– Монсеньёр, я всегда был и остаюсь вашим покорным слугой.
– Вы уже доказали свою преданность, любезный господин суперинтендант, – заметил Арамис, – шутка ли: убедить короля подписать отвергнутый ранее трактат. Безо всяких условий, почти без поправок. Право, я восхищён!
– Пустое, монсеньёр.
– Да нет же, это удивительно. Ведь документ был принят почти в первозданном виде.
И вновь министр Людовика XIV пропустил мимо ушей многозначительное «почти» герцога д’Аламеда. Но тот не отступал, решив до конца прощупать собеседника:
– Дайте-ка вспомнить… Кажется, это касалось испанских владений.
– Испанских владений? – как эхо, откликнулся Кольбер.
– Ну да, именно. В самом деле, какая разница – назвать наши земли просто испанскими или унаследованными его католическим величеством… Смысл в принципе один и тот же. Несколько лишних слов – не более того.
– И правда – нет никакой разницы, – с облегчением согласился Кольбер.
– Честно говоря, вышло даже поэтичнее. Право же, я впечатлён, хотя и не знаю, стоит ли музам вмешиваться в дипломатию.
Кольбер улыбнулся, не зная, что ответить.
– Не смею вас больше задерживать, господин суперинтендант, – сказал Арамис, – кажется, вас ждут неотложные дела.
– Меня? Пока нет, уверяю вас.
– Да? А мне показалось, вас кто-то дожидается в вашем кабинете уже четыре минуты.
– А! – невольно воскликнул Кольбер, меняясь в лице: он уловил многообещающий оттенок, которым посол выделил слово «четыре». – Вы правы, монсеньёр, где была моя голова, я и забыл. Прошу прощения, – и министр поспешно удалился.
Герцог д’Аламеда проводил его взглядом, а когда обернулся, перед ним стоял молодой дворянин с красивым, но злым лицом. Прежде чем тот успел открыть рот, Арамис отметил его нервное напряжение, а также припомнил его имя.
– Сударь, – нарочито вызывающим тоном начал молодой человек, – я искал встречи с вами.
– Чему обязан такой честью, господин де Вард? – спокойно осведомился Арамис.
Отец д’Олива, почуявший угрозу, волнами исходившую от мрачной фигуры де Варда, приблизился и встал позади начальника. Несколько опешивший было де Вард быстро пришёл в себя и продолжал:
– Как, сударь, вы соблаговолили узнать меня?
– Я не мог этого сделать, ибо никогда не был знаком с вами. Но я узнал в вас сына вашего отца.
Граф побледнел.
– Надо же, какая честь для нашего дома! Оказывается, мой отец знавал самого герцога д’Аламеда. А может, у него тогда было другое имя? Может, он тогда не был столь непомерно знатен?
– Всё возможно, сударь, – вкрадчиво отвечал Арамис.
Монах недоумённо внимал этой странной беседе, в ходе которой генерал иезуитов ни разу не среагировал на дерзость де Варда. Казалось, даже обычная непроницаемая холодность покинула Арамиса: он был воплощённой любезностью.
Придворные, также услышавшие обрывки разговора, который сам зачинщик ссоры стремился сделать всеобщим достоянием, стали постепенно придвигаться ближе.
– Возможно! – вскричал граф. – Другими словами, это так и было. И вы, Арамис – так ведь вас звали в те времена? – вы преследовали моего отца подлыми, низкими интригами.
– Граф, это речь французского дворянина?
– Это моя речь, а если кто-то находит в ней что-то предосудительное, то он, сам будучи дворянином, находит и ответ.
– Под ответом вы подразумеваете удар шпагой, не так ли? – простодушно уточнил Арамис.
– Извольте понимать как угодно, – высокомерно заявил граф.
– В таком случае я изволю понять ваши слова единственно верным образом, а именно – как вызов. А воспринимая их так, не могу не заметить вам, что посол – особа священная. Ах, господин де Вард, вам следовало бы помнить об этом. Я-то думал, что нахожусь при галантнейшем дворе.
– И при отважнейшем, сударь, – нетерпеливо прервал его де Вард, – а потому стоит ли ссылаться на обычаи, когда ваша миссия столь блестяще завершена? И это речь испанского дворянина? Будет вам! Я ведь не господин де Лозен, и говорю с вами не от имени короля, для которого вы и впрямь неприкосновенны. Но между дворянами иной сказ, не так ли?
– Не думаю, граф, не думаю. А впрочем, пусть так. Поговорим как дворяне, сколь ни затруднительно мне это с вами. Но… оставим предубеждения. Довожу до вашего сведения, господин де Вард, что, даже перестав быть послом как таковым, я всё же не принадлежу себе, ибо являюсь исполнителем завещания моего друга.
– А-а!..
– Да-да, друга, граф, как бы чуждо ни было это слово для вашего слуха. Вы, может, хотите и к этому что-то добавить?
– Очень хочу. Из-за него-то, из-за этого вашего друга, я и бросаю вам вызов.
– Бросаете вызов? – вскинул брови Арамис. – Но, как я слышал, дуэли во Франции под запретом?
– Ого! Вы, кажется, вздумали учить меня?
– Ничуть, просто припомнил эдикты.
– Вы, очевидно, беспокоитесь об этом даже больше меня, сударь, а ведь вы, как было верно замечено, особа неприкосновенная, – ядовито сказал де Вард. – Не вообразили ли вы себя капитаном мушкетёров, который, сам имея на счету чёрт знает сколько дуэлей, постоянно цеплялся к дуэлянтам? Но вы, герцог, вы не господин д’Арт…
– Довольно, граф! – воскликнул герцог д’Аламеда, впервые обнаруживая признаки гнева и властным движением вскидывая руку.
И тут произошло невероятное: голос де Варда неожиданно сорвался на хрип. Дрожа всем телом, он вытаращенными глазами, полными ужаса, уставился на Арамиса, который, не меняя невозмутимого выражения лица, стоял перед ним всё в той же величественной позе. Свидетели этой удивительной метаморфозы в полнейшем недоумении наблюдали за тем, как де Вард, невероятным усилием воли подавив дрожь, сначала униженно склонился перед послом, а потом, бормоча извинения, вышел из зала.
– Чёрт меня побери… – озадаченно обратился Пегилен к Сент-Эньяну, – чёрт меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю. Де Вард… он ведь отступил… да-да, попросту отступил, как побитый пёс.
– А почему, барон? – обеспокоенно спросил Сент-Эньян. – Ведь герцог, как мне показалось, просто поправил парик, вот и всё.
– Кто знает, – попытался улыбнуться барон де Лозен, – может, у него волшебный парик.
– Не думаю, – рассеянно произнёс адъютант его величества.
– Скажите на милость, граф, зачем вы удержали меня от того, чтобы я унял де Варда? – повернулся капитан мушкетёров к приятелю.
– Я?
– Ну да, вы. Вы вцепились в мой рукав и так вращали глазами, что я счёл за благо остаться в стороне.
– Приказ короля, барон, приказ короля, – задумчиво пробормотал Сент-Эньян и устремился к выходу…
