– Благодарю вас, граф! Ваше свидетельство для меня поистине бесценно…
– Между прочим, если это что-то для вас значит, мне сообщили недавно, что завтра на башне снежного замка будет развеваться знамя главного бастиона первой голландской крепости, взятой господином д’Артаньяном, – встрял Маникан.
– Это весьма занимательно, – дружелюбно кивнул д’Артаньян.
– Кстати, вы, господа, до сих пор не удосужились поздравить господина д’Артаньяна с его назначением, – улыбнулся Пегилен.
– В самом деле!
– Поздравляю вас, господин лейтенант королевских мушкетёров!
– Блестящий почин, граф!
– Премного благодарен, милостивые государи.
– Вас тоже есть с чем поздравить, барон, – заявил Маникан, – разве могли вы в самых дерзновенных мечтах вообразить, что граф д’Артаньян станет служить под вашим началом? Только не молчите.
– Я скорее пустил бы себе пулю в лоб, коснись это великого отца нашего друга. Что до сына, то я, право, не возражаю с непременным условием, что вскоре он изволит опередить меня.
– Каким ты, однако, заделался скромником, Пегилен! – поддел его де Гиш. – Ещё вчера ты был снедаем намерением отличиться на охоте, а что стало с тобой сегодня?
– Человек предполагает, а Бог… – картинно вздохнул де Лозен.
– …располагает.
– Нет, не то, Гиш: ты определённо не поэт. Человек предполагает, а Бог не помогает… или, что вернее, помогает другим. Вот и нынче утром Он выделил господина д’Артаньяна, ничего не оставив на мою долю.
– О барон, я не подозревал, что вмешался в ваши счёты со Всевышним, – улыбнулся д’Артаньян.
«Он, несомненно, очень умён», – подумал де Гиш.
– Что делать, граф! – рассмеялся Пегилен. – Наступит и мой черёд отличиться… когда-нибудь потом.
– Но, граф, – заговорил Маликорн, – просветите нас относительно случая с волком: никто об этом ничего не знает.
– Да-да, расскажите, – попросил и Маникан.
– Если вам угодно напомнить мне об этой малости…
– Эге, сударь, – остерёг его Маникан, торопливо озираясь вокруг, – сразу видно, что вы новичок при дворе. Здесь-то вы среди друзей, но, если не желаете обидеть никого из высочайших особ, не называйте, прошу вас, спасение маркизы де Монтеспан пустяком.
– Малостью, – поправил его Маликорн.
– Пустяк или малость – разница невелика. И то и другое звучит одинаково плохо в приложении к фамилии Монтеспан.
– Спасибо за своевременное предупреждение, господин де Маникан, – с неподдельной простотой отвечал д’Артаньян, – впредь я буду предельно осторожно выбирать слова.
– Если так, то нам недолго ждать исполнения пророчества барона о вашем скором продвижении по службе. Он-то сам не слишком разборчив в выражениях…
– Господа, мы забыли о рассказе господина д’Артаньяна, – поспешно напомнил де Гиш, заметив пугающую бледность улыбающегося лица капитана мушкетёров.
– Да, рассказ! – поддержал его Маликорн.
– Рассказывать тут особенно нечего. Мы с его светлостью герцогом д’Аламеда ехали через лес, собираясь прибыть в Фонтенбло к полудню. Но стоило нам наткнуться на загонщиков, как герцог изменил намерение, сказав: «Король в лесу – нагоним короля!» Нас, очевидно, приняли за опоздавших либо отбившихся охотников и потому беспрепятственно пропустили в круг. Следуя на звуки гона, мы доскакали до орешника, когда вдруг услыхали крик госпожи де Монтеспан. Соскочив с коня и продравшись сквозь заросли, я очутился на той тропинке. Дальше всё было просто.
– Вы напали на волка и убили его? – спросил Маликорн как можно небрежнее.
– Не совсем так, – покачал головой д’Артаньян, – я просто не успел напасть. У меня только и хватило времени броситься между зверем и его жертвой, и перехватить его в прыжке.
– Перехватить в прыжке? – изумился Маникан, в то время как де Гиш одобрительно закивал. – Как это?
– Схватил его левой рукой за горло, а правой – вспорол брюхо, вот и всё, – объяснил юноша таким тоном, будто рассказывал о дележе апельсина.
– Невообразимо! – искренне восхитился Маникан, пожимая руку д’Артаньяну. – Вы, сударь, явно унаследовали не только отвагу вашего отца, но также его силу и ловкость. Поздравляю!
– Вы, видимо, искушённый охотник, граф, – любезно заметил де Гиш.
– Смотря что называть охотой, сударь, – откликнулся д’Артаньян, – скажем, у меня в Монтескью неплохая псарня, найдутся и загонщики, но я, как большинство моих соседей, предпочитаю ходить на зверя в одиночку. Это вроде местной забавы: где-то пляшут, где-то прыгают через костры, а мы охотимся.
– На волков? – заворожёно спросил Маникан.
– Нет, господин де Маникан, на медведей, – мягко улыбнулся д’Артаньян.
– На медведей!.. В одиночку?!
– И без оружия, – добавил Пегилен, хорошо знакомый с гасконскими обычаями.
– Как без оружия?! – ахнул Маликорн, и даже де Гиш расширил глаза.
– Господин барон льстит нам, – возразил д’Артаньян, – разве что без огнестрельного оружия; но рогатину мы берём с собой непременно – не в объятиях же душить медведя.
– Потрясающе! На медведя с рогатиной…
– Доброй памяти король наш Генрих Четвёртый убил таким образом не одну дюжину медведей, – заметил де Лозен.
– Бесподобно! А вы, господин д’Артаньян?
– Я?
– Да, сколько хищников убили вы?
– Шесть.
– Целых шесть?
– Всего шесть, дорогой господин де Маникан, – для Гаскони это не цифра, и мне, разумеется, далеко до его величества Генриха Четвёртого.
– Теперь я понимаю, граф, почему вы назвали случай с госпожой де Монтеспан пустяком…
– Малостью, – снова перебил Маликорн.
– Малостью, – машинально повторил Маникан, не сводя глаз с д’Артаньяна, – это и в самом деле ничто для такого человека, как вы.
– Берегитесь, господин де Маникан, а не то это дойдёт до короля, – шутливо предостерёг его д’Артаньян.
– Чёрт возьми! Мне нечего терять, кроме моего честного имени. Не у каждого, сударь, есть офицерское звание, которое нужно повышать, и полмиллиона ливров дохода, которые надобно сохранить и приумножить…
И поскольку дворцовая молва неизменно преувеличивает даже самые невероятные слухи, к вечеру все узнали, что молодой д’Артаньян, который уже завтра должен получить патент на капитанское звание и маршальский жезл, имеет полтора миллиона годового дохода, стотысячное жалованье, а ещё, кстати, практически полностью истребил медведей в дебрях Тарба и По…
XXXI. Д’Артаньян и Маликорн
Вечерняя аудиенция у короля затянулась, против обыкновения, на целых два часа. Всё это время Людовик XIV поочерёдно расспрашивал д’Артаньяна и Арамиса: первого – о подробностях его биографии, второго – об отличительных чертах маршала в начале двадцатых годов. Подивившись обширной эрудиции и редкой образованности молодого офицера, король, казалось, остался вполне удовлетворён сравнением достоинств отца и сына. И тут же объявил, что основной и непреложной обязанностью лейтенанта мушкетёров является постоянное присутствие при королевской особе. Строго говоря, это, разумеется, являлось прерогативой капитана, но ни д’Артаньян, ни тем более герцог д’Аламеда не сочли нужным удивиться.
