– А вам есть в чём меня упрекнуть? – напыжился Маникан.
– Возможно. Но прежде скажите мне: вы тоже были в сговоре с Сент-Эньяном и Лозеном?
– Начнём с того, что я чересчур ленив для каких бы то ни было сговоров, заговоров и прочих великосветских развлечений, – горделиво заявил Маникан, – а потом, я вообще не понимаю, о чём, собственно, идёт речь.
– О том, что эти двое господ – наши друзья – держали пари по поводу моей рассеянности.
– Они выбрали неподходящий предмет для спора, и я им, честно, не завидую. Вы помните решительно обо всём, друг мой, а ваша голова, выражаясь языком поэтов, – кладезь событий, дат и слухов.
– Выражаясь языком поэтов? А если попроще?
– А проще говоря, ваша голова – просто чердак, забитый всяким хламом.
– Благодарю. Мне требовалось только знать, не было ли вас в этом деле.
– Что я, сумасшедший? – буркнул Маникан.
– Ещё раз благодарю и, если даже я не Орфей, то вы, несомненно, Пилад.
– Себе вы, я полагаю, отводите роль Ореста? Недурно.
– Полностью разделяю ваше мнение, столь бесценное для меня. Кстати, вас не продуло на лестнице?
– С чего это вы взяли, что я стоял на лестнице? – подозрительно спросил Маникан.
– А разве вы на ней не стояли?
– М-м… Я, пожалуй, не стану отвечать на этот вопрос, но, чёрт возьми, вы – продувная бестия, господин де Маликорн! Это ж надо, шататься Бог знает где, а потом являться во дворец и выкладывать мельчайшие подробности… Но вот одного вы точно не знаете.
– Чего же и с чего вы взяли, будто я этого не знаю? – полюбопытствовал Маликорн.
– Очень просто: если б вы это знали, то не преминули бы похвастаться в самом начале разговора. Новость и вправду не для слабаков.
– Ну?
– А вам очень хочется узнать?
– Не скрою – хочется нестерпимо.
– А вы откроете, кто вам сказал про лестницу?
– Про лестницу? Да я про неё уже забыл.
– Чтобы забыть, надобно прежде узнать, – менторским тоном молвил Маникан, – не птичка же Божья вам напела.
– Да бросьте вы, – отмахнулся Маликорн.
– А всё-таки?
– Ну, паж сказал какой-то. Что вы, в самом деле, не знаете, как это бывает?
– Паж?
– Ну да, вот именно, паж. Что-то он сболтнул насчёт того, будто вы стояли на лестнице без дела.
– Что ж, это правдоподобно. Вечно эти юные бездельники шляются где не следует…
– Оставьте, Маникан.
– Нет, но каков нахал! Всех пажей следовало бы перевешать!
– Помилуйте, да ведь вы сами были пажом.
– Это правда, – озадаченно согласился Маникан, – а всё же не таким…
– Не сомневаюсь в вашей юношеской добродетельности. Но вы расскажете мне свою новость, наконец?
– Да, это будет справедливо. Око за око, то есть… о чём это я? Услуга за услугу, вот так…
– Да говорите же!
– Вы знаете, кто пару часов назад приехал в Фонтенбло?
– Вам известно, что я ни о чём не осведомлён.
– Гм-м… знали же вы про лестницу… Но я скажу вам: это де Вард.
– Ну и дела! – искренне поразился Маликорн. – Вот так, сам?
– Самолично.
– Что за муха их укусила? Вчера д’Эффиат уехал без разрешения короля и принца, а сегодня другой самовольный изгнанник вернулся подобно блудному сыну.
– Ну, его-то никто не изгонял.
– Верно. А вы его видели?
– Видел, но издалека. Он где-то тут.
– Как он себя ведёт? – осведомился Маликорн, пронизывая цепким взглядом толпу.
– Вот об этом я и толкую. Что-то больно тих он стал.
– Удивительное дело. Постойте! Вы думаете о том же, о чём и я, господин де Маникан?
– Кажется, да, – кивнул Маникан, пристально глядя на приятеля.
– Проверим. О чём думаете вы?
– О графе.
– О де Гише, не так ли? – схитрил Маликорн.
– Вовсе нет, ничуть не бывало. Я думаю о д’Артаньяне.
– Я тоже, – медленно произнёс Маликорн, – значит, господин де Вард проведал, что при дворе блистает сын его злейшего врага, которого он и не вспоминал уже, о котором и думать забыл. Естественно, что он сломя голову мчится в Фонтенбло.
– А с какой целью? – уточнил Маникан.
– Вот этого я понять не могу. Впрочем, можно предположить, что информация де Варда сводилась к появлению молодого д’Артаньяна, не более того, потому что, знай он больше, то поостерёгся бы встречаться с графом.
– Потому что сын ни в чём не уступит отцу, – подхватил Маникан.
– Точно так, друг мой. И в эту самую минуту он проклинает себя за излишнюю торопливость: видимо, уже пронюхал, что к чему.
– Почему вы так уверены?
– Вы можете обзавестись не меньшей уверенностью, если обернётесь назад. Обратите внимание на бледность де Варда, а затем медленно проследите за направлением его взгляда…
– Почему же медленно? – проворчал Маникан, в точности следуя рекомендациям друга. – Пресвятая Дева! Это же сам господин д’Артаньян.
В самом деле, в эту минуту в зал вошёл лейтенант королевских мушкетёров в сопровождении своего капитана. Мы пишем так, как думали в то время решительно все при дворе: лейтенант в сопровождении капитана, а никак не наоборот. И приветствия, и улыбки, и взгляды были прежде всего адресованы д’Артаньяну, а после уж де Лозену, да и то если не забывали. Медленно шествуя сквозь строй придворных, они направлялись к той самой группе дворян, среди которых находился и де Вард, пребывавший в непонятном оцепенении.
Приблизившись, мушкетёры приветствовали собравшихся, и д’Артаньян с улыбкой произнёс, обращаясь к главному ловчему:
– Господин маркиз, его величество прислал меня уведомить вас о том, что он желает видеть вас у себя в кабинете.
Д’Оллонэ, поспешно раскланявшись со всеми, удалился, то же самое собирался сделать и д’Артаньян, заметивший неподалёку Маликорна, которого он потерял было из виду, как вдруг юный виконт де Лувиш сказал:
– Кстати, вы же не знакомы. Позвольте представить вам графа де Варда, господин лейтенант.
Де Вард поклонился, белый как полотно. Де Лозен с нескрываемым любопытством наблюдал за этой сценой: он-то помнил о ненависти де Варда к покойному маршалу – ненависти, которую тот даже намеревался распространить на герцога д’Аламеда. Тогда как-то не сложилось – что же будет теперь, а главное, чем ответит его бойкий подчинённый на злословие и дерзость? В том, что и того и другого будет в избытке, Пегилен не сомневался ни минуты.
