До неё все фаворитки короля пытались принять тот или иной не свойственный им облик. Король, с раннего детства разбиравшийся в лицемерии благодаря Мазарини, обрёкшему его на годы страданий, ясно видел в отношении к нему своих любовниц тоже лишь хорошо или плохо играемую роль. Нелль была превосходной актрисой на подмостках, но в жизни не умела и не хотела быть никем иным, как только собой. Она была дитя народа – с вульгарными манерами, резким грубым языком и склонностью к площадной брани. Но короля она любила искренне и держалась с ним так, как держалась бы вообще с любимым человеком, ни одной минуты не считаясь с его венценосным статусом. Своё нелегальное положение при нём она не маскировала и называла себя просто «содержанкой» или ещё более резким словом, неудобным для написания.
Король поселил фаворитку в прекрасном саду у дворцового парка; по утрам, гуляя по аллеям, он мог через забор разговаривать с ней. Положение мисс Гуин было в общем намного лучше, чем положение Луизы де Керуаль. Народ обожал Нелль: она была англичанкой и протестанткой, а Луиза – француженкой и католичкой; многие подозревали Луизу в шпионаже и папистском влиянии на короля. Все нежелательные для себя поступки Карла (а таких было не то чтобы очень мало) народ неизменно объяснял кознями «мадам Каруэль» и ненавидел её так же горячо, как любил Нелль.
Всё же в её искренности проскальзывала подчас некая горечь, и в такие дни она с удвоенной силой публично высмеивала Луизу. Вот и сейчас, закончив длинную тираду о скорбящей француженке, она наклонилась, чтобы выслушать пробившегося к ней маленького пажа.
– Ну, Джемми? – озорно улыбнулась она мальчику.
– О миледи, её светлость герцогиня Портсмутская велела подать карету и только что уехала.
– Спасибо, дорогой, иди себе пока, – тихонечко молвила Нелль и, выпрямившись, воскликнула: – Вы смеётесь, джентльмены, вы хохочете, леди, и даже лакеи, как я вижу, ржут будто кони над моим горем. Не желаю больше видеть вас, жестокосердные! Я увезу свою скорбь по татарскому хану на берега Темзы – она одна утешит меня!
Подобрав юбки, она под общий хохот выбежала из зала. Во дворе она отыскала своего кучера и уже собралась было скомандовать ему запрягать, как вдруг, всмотревшись в его лицо, вскричала:
– Тысяча чертей, мой милый Том, кто же это тебя так разукрасил? Какой красивый ты завёл себе синяк под глазом, дорогой! Ну, отвечай, с кем ты подрался?
– А-а, госпожа, какая разница? – отмахнулся кучер.
– Для меня – большая, потому что, если тебя ударил кто-нибудь из наших великолепных лордов, я велю страже вздуть его: меня-то они послушаются.
– Да нет, миледи, это я повздорил с Жосленом.
– А кто такой Жослен? Персидский царь? – полюбопытствовала Нелль.
– Нет, он кучер мадам Каруэль.
– Вон оно что! – присвистнула фаворитка. – Что же вы не поделили?
– Ладно уж…
– Говори, Том, не зли меня попусту, – шутливо пригрозила Нелль.
– Да мне как-то неудобно…
– А мне удобно. Говори, не стесняйся, вот тебе соверен за анекдот.
– Спасибо, только… Э-эх, будь что будет, скажу: этот подонок Жослен назвал вас девкой, мисс Гуин, да только вы не подумайте, что я жалуюсь на него… нет, ему больше досталось, чем мне: левый глаз у него точно с неделю не раскроется, а ещё у меня в кармане два его зуба…
Кучер замолчал, озадаченно глядя на Нелль: фаворитка Карла II просто умирала от хохота. Показывая свои жемчужные зубки, она заливалась жизнерадостным смехом, веселясь от чистого сердца.
– И ты, – выговорила она наконец с трудом, держась за бока, – и ты оттузил его за то, что он назвал меня девкой? За это?
– Ну да, – смутился кучер.
– Томас, – укоризненно улыбнулась Нелль, – не смей больше драться из-за такого, потому что, знаешь, я ведь и есть девка – не больше, чем герцогиня Портсмутская, но всё же настоящая девка, что ни говори…
– Ну, вот что, миледи, – обиделся кучер, – я всё равно буду драться, и знаете почему?
– Ну и почему же? – усмехнулась мисс Гуин.
– Потому что, хоть вам и всё равно, как вас называют, лично я не желаю, чтобы меня называли кучером девки, вот.
– Здорово, Том, – пожала плечами Нелль, – а теперь запрягай, и поехали кататься: сегодня во дворце нечего больше делать. Вернёмся к десяти часам, я к тому времени оплачу уже своего родственника.
– Ох, миледи, – опешил кучер, – кто ж помер-то?
– Да так, – загадочно подмигнула Нелль Гуин, – один татарин…
XLII. Д’Артаньян и Бекингэм
Два дня спустя в роскошно убранных покоях герцогини Портсмутской Карл II старался доказать своей французской фаворитке, что думает только о ней одной: с упорством, достойным лучшего применения, он завёл свою излюбленную песню, обещая ей такую же нетленную страсть, какую его дед Генрих IV питал к прекрасной Габриэль д’Эстре. К несчастью для короля, мадемуазель де Керуаль была куда лучше остальных его метресс сведуща в подробностях новой французской истории. Поэтому, выслушав уверения возлюбленного, она совсем не растрогалась, как надеялся Карл, а напротив – рассердилась:
– Ах, государь, государь, ваш царственный прародитель, как мне помнится, отнюдь не до самой смерти обожал герцогиню де Бофор, и даже не явился проститься с ней на смертном одре.
– Его вынудили оставить её, – рассеянно произнёс король, сосредоточенный на попытке поцеловать локон Луизы.
– Какое трогательное оправдание, – едко заметила, ускользая, молодая женщина. – И вы, государь, всегда предусмотрительный, спешите взять его на вооружение, верно?
– Вот уж нет. Кто ж меня-то может заставить забыть вас?
– Кто угодно, – разумно отвечала Луиза, – и прежде всего народ.
– Не смешите меня, мисс, – улыбнулся Карл, – народа я не боюсь: двум революциям в одном столетии не бывать.
– Звучит обнадёживающе, хоть и не очень убедительно. Но… как насчёт парламента?
– Хватит с этих крикунов и того, что я не требую от них лишних денег. Всё-таки хорошо иметь в братьях щедрого французского короля.
– О, гармония между Англией и Францией – это залог всеобщего благоденствия, государь, – поспешила откликнуться фаворитка, вызвав мимолётную усмешку Карла II, довольного тем, что вовремя сыграл на слабости де Керуаль.
Впрочем, она тут же снова перешла в наступление:
– Есть ещё и мисс Гуин, и её-то я боюсь гораздо больше, чем народа и парламента.
– Да чем тебе не угодила бедная Нелль? – засмеялся король. – Что она сотворила такого, что ты не можешь ей простить?
Видя, что любовник не склонен принимать её жалобы всерьёз, видя в них лишь попытку развеселить его, Луиза смертельно разобиделась:
– Ваше величество вечно защищаете эту кривляку, как бы она меня ни оскорбляла; и что вы только нашли в женщине такого низкого звания?
