– Так как же, миссис Понглтон? Вы обрадовались, огорчились, рассердились? Какие чувства вы испытали, узнав, что становитесь обладательницей внушительного состояния?
– Я… я испытала радость. Леди Элспет как-то раз мне намекнула, что хочет поучаствовать в судьбе моих мальчиков, но я и не думала, что она будет столь щедра.
– То есть сумма наследства стала для вас сюрпризом?
– О да, месье! Я не смела и надеяться на подобное, господин инспектор, уверяю вас! – теперь в голосе её слышалось неподдельное ликование.
Она выпрямилась и так открыто и радостно улыбнулась Грумсу, что он даже растерялся. Бернадетта Понглтон производила в этот момент впечатление человека, все мечты которого исполнились разом.
– Вы католичка? – уточнил инспектор.
– Да, месье, я исповедую католическую веру.
– Но разве католикам разрешается так неприкрыто радоваться чьей-либо смерти?
– Смерть – это всего лишь окончание земной жизни. Душа же – вечна, и души праведников вечно пребывают в радости подле отца небесного. Я скорблю о леди Элспет, но и радуюсь за неё, ведь теперь ей уготовано вечное счастье. Деньги же, что она завещала мне, позволят моим сыновьям получить образование и жизнь, достойные их происхождения.
Эта детская логика, отдающая изощрённым иезуитством, заставила инспектора нахмуриться.
– А Джорджу Понглтону, как думаете, тоже уготовано вечное счастье? – поинтересовался Грумс, не скрывая ехидства.
– Не думаю, господин инспектор, – покачала головой Бернадетта. – Он был не слишком праведным человеком.
– Вы имеете в виду его… – инспектор долго пытался подобрать подходящее выражение, пока из глубин его памяти не всплыло громоздкое слово «адюльтер».
Бернадетта кивнула, не дожидаясь продолжения.
– Вам что-то об этом известно?
– Нет, месье, совсем ничего. Так, пустяки. Я даже не уверена, что мне следует об этом говорить.
Инспектор терпеливо ждал, и пауза вновь дала предсказуемый результат.
– Однажды я видела, как он передавал горничной Анне конверт.
– Может быть, в нём было письмо?
– Не думаю, месье. Анна заглянула в него так, словно в нём было что-то другое, и вид у неё при этом был не слишком почтительный.
– Ну, Анну Фелпс в принципе не назовёшь почтительной, – то ли в осуждение, то ли в оправдание ей сказал инспектор. – Но девушка она честная и ни в чём предосудительном до сей поры замечена не была, – Грумсу явно не понравилось, что иностранка пытается очернить репутацию английской горничной.
– И ещё я как-то раз слышала разговор, который состоялся между мистером Понглтоном и его женой. Они шли по коридору и очень серьёзно ссорились. Виктория произнесла что-то вроде: «Эта девица – нахалка, каких свет не видывал, и ты был просто обязан её приструнить, а не обещать ей деньги».
– И вы решили, что речь шла об Анне Фелпс?
– А о ком же ещё? – взгляд Бернадетты Понглтон был чист и простодушен.
– Ну а об Оскаре Финче что вы можете сказать? В деревне, признаюсь, ходят такие безобразные слухи о его отношениях с леди Элспет, что мне даже совестно повторять их.
Бернадетта пожала плечами и с явным сожалением призналась:
– Мне ничего об этом неизвестно, месье. Я ведь приехала недавно и не знаю никого в деревне.
Инспектору, который отчего-то был убеждён, что все француженки, даже самые набожные, отъявленные сплетницы, пришлось сменить тему.
– А что вы скажете о мисс Адамсон? Вы по-прежнему считаете, что та записка, в которой вам назначили встречу в оранжерее, написана её рукой?
– Да, месье, я по-прежнему так думаю. И я не доверяю ни мисс Адамсон, ни её брату, ни этой немецкой баронессе. Они здесь не к месту! – Бернадетта не сумела скрыть неприязнь.
– Им здесь не место, – машинально поправил её Грумс, и сержант Бимиш перечеркнул написанное и начал с новой строки.
Дальнейшая беседа со вдовой Монтгомери Понглтона не дала ничего. Как только у неё появлялась возможность, она принималась без устали расхваливать своих сыновей и посвящать инспектора в мечты об их будущем. Грумса, хоть он и сам был любящим отцом, это в немалой степени раздражало.
Повертев в руках лист с загнутыми уголками, инспектор в последний раз взглянул на свидетельницу, и, предупредив её о том, что до конца расследования ей не стоит покидать поместье, отпустил. К двери Бернадетта Понглтон шла так стремительно, что чёрный креп закручивался водоворотом вокруг её худеньких ног.
Когда дверь за ней закрылась, Грумс воскликнул, обращаясь к сержанту:
– Любопытные они, эти иностранцы, а, Бимиш?
– Католики, сэр, – бесстрастно резюмировал сержант, переворачивая страницу блокнота.
***
Хигнетт вошёл в кабинет старого лорда ровно в три часа пополудни. Инспектор, не выпуская из рук очередной эксперимент, на этот раз напоминающий безногого поросёнка с непропорционально большой головой, оценил точность дворецкого. Тот остановился напротив стола, принял почтительную позу и приготовился отвечать на вопросы.
– Сколько лет вы служите в Мэдлингтоне, Хигнетт?
– В июле будет два года, сэр.
– Кем и где служили до этого?
– До того, как стать дворецким у леди Элспет, я был вторым лакеем у лорда Сирли, сэр. У меня сохранились все рекомендации, если они вам понадобятся, – добавил он, понизив голос.
– Пока не нужно, – отмахнулся Грумс и подумал, что малый слишком торопится. – Что вы можете сказать о Джордже Понглтоне? Он и правда собирался перестроить поместье и превратить его в отель?
– Да, сэр, именно это мистер Понглтон и собирался сделать.
– Означало ли это, что вы потеряете работу? Или он намеревался поставить вас управляющим?
– О планах мистера Понглтона мне ничего не известно, сэр. Он не обсуждал со мной ничего подобного.
– Ну, может, вы что-то слышали?.. Или видели?.. – в тоне инспектора недвусмысленно чувствовался намёк на то, что обычно прислуга видит и слышит значительно больше, что ей полагается.
– Не представляю, как бы я мог это сделать, – с достоинством опровергнул эти инсинуации Хигнетт, но на его лице появилась и тут же без следа исчезла усмешка.
– Где вы находились прошлой ночью? – Грумс задал дежурный вопрос без всякой надежды на новые обстоятельства и был весьма удивлён, когда в ответ услышал:
– С полуночи и до двух часов я сидел в беседке, что находится перед розарием.
– Что?! – Грумс не справился с плотной бумагой и выпустил незаконченную фигурку из рук. Она тут же развернулась, превратившись в неопрятный ком, и теперь продолжала с тихим, едва различимым шелестом медленно возвращаться к исходной форме. – И что вы там делали? Поджидали местную фею, которой назначили свидание среди роз и фиалок?
