– И тогда вы решили воспользоваться семейной трагедией Понглтонов, – Оливия выдвинула из-под стола низкую скамеечку и уселась, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги.
– Да. Я знал от леди Элспет, что Монтгомери Понглтон погиб во Франции при невыясненных обстоятельствах, оставив после себя вдову.
– А если бы настоящая вдова приехала в Англию?
– Невозможно, – покачал головой Хигнетт. – Я сумел выяснить, что она умерла от болезни печени. Риска не было никакого – леди Элспет не стала бы инициировать расследование гибели младшего сына и последних лет его жизни, слишком дурная слава окружала его имя.
– Вы знали, что леди Элспет отличается щедростью и у неё доброе сердце, – бесстрастно произнесла Оливия.
– Да, я был уверен, что она примет бедствующую вдову сына с детьми и выделит им содержание, приличествующее их происхождению.
– Обучение для мальчиков в хорошей английской школе, небольшой дом с садом, прочное положение в обществе – я понимаю. Полагаю, вы ещё надеялись получить славный куш по завещанию?
Дворецкий изобразил возмущение, но почти сразу же, ссутулив плечи, кивнул.
– Да, не скрою, расчёт на это у меня был. Моя сестра экономна и не привыкла швырять деньги на ветер. Даже самый скромный капитал позволил бы ей жить без вечного изматывающего страха остаться без куска хлеба и крыши над головой. Но ни я, ни она и пальцем леди Элспет не тронули, клянусь, мисс Адамсон! – в тоне дворецкого слышалась отчаянная мольба. – Я никогда не желал хозяйке зла! В любом случае, повторяю, вся ответственность лежит на мне. Я скажу инспектору, что угрозами заставил сестру участвовать в обмане, поклянусь перед ним на Священном Писании, что заставил Адель пойти на это против её воли!
– Не думаю, что ваши клятвы смогут повлиять на инспектора Грумса, – Оливия не скрывала скептицизма на этот счёт. – У вас есть подозрения, кто может быть причастен к исчезновению детей?
Хигнетт глубоко вздохнул и стиснул ладони:
– Знаете, мисс Адамсон, если бы у меня было хоть малейшее подозрение в чей-то адрес… Я бы душу вытряс из этого человека. Я бы заставил его признаться в том, что он сотворил с детьми. Если же их нет в живых, то я надеюсь только на одно – что окажусь рядом с этим человеком раньше, чем полицейские.
– Значит, в злонамеренного призрака вы больше не верите? – Оливия усмехнулась.
– Призраки, мисс Адамсон, не таскают из кладовой сухари. Кроме мешка с сухарями, пропали две бутылки с яблочным сидром и кусок запечённого мяса.
– Всё это могли взять дети, – резонно возразила Оливия. – Помню, мы с братом частенько играли в детстве в золотоискателей. Ручей, протекающий через поместье нашего дедушки, был ничем не хуже Бонанза-Крик, а роль самородков исполняли серебряные приборы, которые мы утащили из кладовой, присовокупив к ним значительное количество консервированного паштета в качестве припасов.
– Робер и Жан слишком малы для этого, – упрямо возразил Хигнетт. – И кроме того, они не смогли бы достать до верхней полки, даже если бы воспользовались хозяйственной лестницей.
– Лестницей?! – встрепенулась Оливия. – Да, конечно, лестницей, – повторила она задумчиво, не замечая недоумённого взгляда дворецкого. – Тут вы совершенно правы: для тех, кто маленького роста, лестница – большое подспорье.
***
Поиски детей свернули только на полчаса, чтобы дать промокшим констеблям и добровольцам возможность выпить горячего чая и согреться. Время ужина давно миновало, и Оливия совместно с Анной и Присциллой торопливо намазывала хлеб маслом и джемом и выкладывала сэндвичи на большие плоские блюда. Виктория и Имоджен Прайс остались присматривать за спящей Бернадеттой.
Хигнетт развёл в кухонном очаге огонь и принёс все стулья, которые сумел отыскать. Мужчины торопливо пили чашку за чашкой, стараясь немного обсохнуть и согреться перед тем, как снова выйти под неутихающий ливень. Надежда отыскать детей до утра таяла, и они разговаривали вполголоса, словно исход поисковой операции в их глазах имел всё меньше шансов на успешное завершение.
Хуже всех выглядел Седрик. Он примостился на самом краю стола и грел ладони о чашку с обжигающе горячим чаем, рассеянно глядя на огонь в очаге. От его одежды шёл пар, воспалённые глаза слезились. Когда Присцилла принесла ему полотенце, он долго не мог понять, что от него требуется, и тогда она, не обращая внимания на присутствующих, промокнула ему лицо и шею, а после и слипшиеся от дождя волосы ровно так же, как это делают матери своим детям.
– Вы хоть что-то обнаружили? – спросила Оливия, встав у брата за спиной и подливая ему в чашку свежий кипяток.
– Не-а, – промычал он с полным ртом, а после, прожевав кусок сэндвича, обернулся к ней и добавил: – Детей нигде нет. Ни следа. Решено идти к холмам, потому что сад мы осмотрели дважды.
– Хигнетт сказал мне, что из кладовой исчез мешок сухарей и две бутылки сидра, – наклонившись к самому уху Филиппа, прошептала Оливия. – Это значит…
– Это значит, что они могут быть живы и находятся где-то на территории Мэдли.
– Да, – кивнула Оливия. – Я очень надеюсь, что это так.
По сигналу сержанта Бимиша все полицейские и добровольцы встали, побросав недопитые чашки с чаем и недоеденные сэндвичи. Торопливо надев так и не просохшие макинтоши и схватив фонари, мужчины вышли через чёрный ход, и кухня вновь опустела. Присцилла с Анной принялись убирать со стола и перемывать посуду, а Оливия, под предлогом, что хочет проверить, не нужно ли чего Бернадетте, поспешила в свою комнату.
Мэдлингтон-Касл в эту ночь сиял огнями. Хигнетт прошёлся по всем коридорам и жилым комнатам и всюду зажёг лампы. Теперь сумрак, которым, казалось, пропитался старый замок, отступил, сжался и растёкся кляксами по углам, затаился в складках пыльных портьер. Скульптурные изображения почивших Понглтонов, установленные в стенных нишах, провожали Оливию незрячими взглядами, и она была уверена, что слышит, как они перешёптываются за её спиной, недовольные тем, что их покой потревожили чужаки.
Войдя в свою комнату, Оливия первым делом проверила тайник – тетрадь была на месте как и прежде, и прикреплённая в уголке прозрачная нить, выдернутая из кисейной занавески, позволяла надеяться, что её записей не касалась чужая рука. Она внимательно просмотрела все свои схемы (для стороннего наблюдателя выглядевшие совершеннейшей чепухой, но на деле весьма содержательные) и, воспользовавшись карандашом, аккуратно внесла кое-какие поправки.
В дверь требовательно постучали, и Оливия торопливо захлопнула тетрадь и убрала её на прежнее место – внутрь диванной подушки в гобеленовом чехле. Уголок тетради из формованного картона немного выпирал, и она ладонью вдавила его поглубже в рыхлую подушечную мякоть. Мгновение поразмышляла и столкнула подушку с кровати, и та улеглась в углу, почти невидимая за пышными оборками покрывала.
– Войдите, – настороженно произнесла она.
В комнату к ней влетела фальшивая баронесса и, закрыв за собой дверь, прижалась к ней спиной, как если бы опасалась преследования.
