— У меня в кабинете есть фотография Гаммы, и я хочу, чтобы она была у тебя, — сказал он.
Сэм удивилась. Расти никак не мог знать, что она много думала об этой фотографии сегодня.
— Ты раньше не видела эту фотографию. Я прошу прощения за это. Я всегда думал, что рано или поздно покажу ее вам.
— Чарли ее тоже не видела?
Расти покачал головой.
— Еще нет.
Сэм вдруг обрадовалась тому, что он говорит ей что-то, о чем еще не знает Чарли.
— Так вот. — Расти достал изо рта незажженную сигарету. — Когда был снят этот кадр, Гамма стояла в поле. Вдалеке виднелась метеовышка. Не металлическая, как у фермерского дома, а деревянная: старая шаткая конструкция. И Гамма смотрела на нее, когда Ленни достал камеру. На ней были шорты. — Расти улыбнулся. — Боже, что со мной делали эти ноги… — Он издал низкий рык, и Сэм смутилась. — Так вот, фотография, которую ты знаешь, была сделана в тот же день. Мы тогда устроили пикник на траве. Я позвал ее по имени, и она обернулась, подняв бровь, потому что до этого я сказал что-то невероятно умное.
Сэм не смогла сдержать улыбку.
— Но есть еще одна фотография. Моя личная. Гамма на ней лицом к камере, но голова ее повернута немного вбок, потому что она смотрит на меня, а я смотрю на нее, и когда мы с Ленни вернулись домой и проявили пленку в «Фотомате», я только взглянул на этот кадр и сразу сказал: «Вот в этот момент мы полюбили друг друга».
Сэм подумала, что эта история слишком хороша, чтобы быть правдой.
— А Гамма тоже так считала?
— Моя прекрасная дочь. — Расти протянул руку. Взял Саманту за подбородок. — С чистым сердцем говорю тебе, что моя интерпретация этого поворотного момента была единственным вопросом в нашей жизни, по которому у нас с твоей матерью было полнейшее согласие.
У Сэм снова полились слезы.
— Хочу увидеть это фото.
— Я пришлю его тебе почтой, как только смогу. — Расти закашлялся, прикрыв рот рукой. — А еще я по-прежнему буду звонить тебе, если не возражаешь.
Сэм кивнула. Она и не представляла свою жизнь в Нью-Йорке без его сообщений.
Расти снова закашлялся с низким грохотом в легких, что не помешало ему попытаться зажечь сигарету.
— Ты знаешь, что кашель — это признак хронической сердечной недостаточности? — спросила она.
Он еще покашлял.
— А также признак жажды.
Сэм поняла намек. Она оставила чемодан около лавки и вошла в здание больницы. Магазин располагался у входа. Сэм нашла в холодильнике бутылку воды. Встала в очередь за пожилой женщиной, которая решила расплатиться мелочью, скопившейся на дне сумочки.
Сэм сделала глубокий вдох и расслабилась. Она видела Расти за дверями. Он снова облокотился на правую руку. Зажженная сигарета торчала у него между пальцев.
Женщина перед Сэм продолжала собирать монетки. И вела светскую беседу с продавцом о своей больной подруге, которую она пришла проведать.
Сэм огляделась вокруг. Поездка до Атланты займет еще два часа. Наверное, надо найти что-нибудь поесть, в дайнере она была слишком расстроена и так ничего и не заказала. В поисках ореховых батончиков она наткнулась на стойку с кружками в глубине магазина. «МАТЬ ГОДА». «ЛУЧШИЙ В МИРЕ ДРУГ». «ОТЧИМ ГОДА». «ЛУЧШИЙ В МИРЕ ПАПА».
Сэм взяла кружку с «лучшим папой». Покрутила ее в руках. Привстала на цыпочки, чтобы увидеть Расти.
Он все еще сидел, склонившись набок. Над головой клубился дым. Она поставила кружку назад и взяла ту, что с «отчимом», потому что это повеселит Расти.
Старушка с мелочью закончила покупки. Сэм достала из сумочки кредитку. Подождала, пока терминал примет оплату.
— Пришли навестить отчима? — поинтересовался продавец.
Сэм кивнула, потому что ни один нормальный человек не понял бы такого юмора.
— Надеюсь, он скоро поправится. — Продавец оторвал чек и отдал его Сэм.
Она прошла обратно через лобби. Раздвижные двери открылись. Расти был все еще около лавки. Сэм подняла кружку.
— Смотри, что я принесла.
Расти не обернулся. Сэм позвала:
— Папа?
Расти не просто облокотился в кресле. Он свесился набок. Рука его упала. Сигарета лежала на земле.
Сэм подошла ближе. Заглянула в лицо отцу.
Рот Расти был приоткрыт. Пустой взгляд направлен на яркие огни парковки. Кожа стала восковой, почти белой.
Сэм потрогала запястье. Потом шею. Приложила ухо к груди.
Она закрыла глаза. Она слушала. Ждала. Молилась.
Отошла от него.
Села на лавку.
Глаза наполнились слезами.
Отца больше нет.
Глава четырнадцатая
Сэм проснулась на диване у Чарли. Лежала, глядя в белый потолок. Голова у нее болела не переставая с момента отъезда из Нью-Йорка. Вчера вечером она не смогла подняться по лестнице в гостевую спальню. С трудом одолела две ступени, чтобы войти в дом. Ее тело начало отключаться, а мозг уже не хотел или не мог бороться со стрессом, усталостью и внезапным отчаянием, накатившим после того, как она нашла Расти мертвым в инвалидном кресле.
Обычно, если день выдавался особенно трудным, вечером Сэм торговалась сама с собой по поводу того, добавить ли еще лекарств в ежедневный коктейль из «Целебрекса» от боли в суставах, «Нейронтина» для снятия судорог, «Пароксетина» от хронической боли и «Циклобензаприна» от мышечных спазмов. Выпить ли еще одно противовоспалительное? Получится ли заснуть без дополнительного миорелаксанта? Настолько ли сильна боль, чтобы выпить полтаблетки «Оксиконтина» или таблетку «Перкосета»?
Вчера ночью у нее так все болело, что она едва не выпила все таблетки сразу.
Сэм отвернулась от потолка. Посмотрела на фотографии, украшающие каминную полку Чарли. Сэм уже изучала их вчера, когда таблетки еще не подействовали. Расти в кресле-качалке, опирается на локоть, с сигаретой в руке и открытым ртом. Бен в смешной шляпе на баскетбольном матче «Девилс». Разные собаки, которые, вероятно, уже умерли. Чарли и Бен у кромки пляжа, видимо, где-то на Карибском море. В горнолыжных костюмах у подножия заснеженной горы. Рядом с красными подвесными тросами моста, в котором безошибочно угадываются Золотые Ворота.
Свидетельства того, что их отношения знавали лучшие времена.
Сэм села на диване, предсказуемо чувствуя себя так, будто ее накачали наркотиками.
Ноги еле двигаются. В голове пульсирует боль. Глаза не фокусируются. Она посмотрела на огромный телевизор почти во всю стену. Оттуда на нее посмотрела тень ее отражения.
Расти умер.
Она всегда думала, что узнает об этом во время какого-нибудь совещания либо когда приземлится в другом городе, в другом мире. Она предполагала, что его смерть вызовет у нее грусть, но временную, вроде той, что она почувствовала, когда Чарли сказала, что Питера Александера, ее школьного бойфренда, сбила машина.
