— Возможно, это Станислав, мой водитель. Я сказала ему встретить меня здесь. — Сэм посмотрела на часы на столе Расти. — Он быстро доехал. Мне понадобится коробка, чтобы все это сложить.
— Бен… — сказала Чарли.
— Я схожу. — Бен пошел по коридору.
Чарли стояла и смотрела, как он идет к кухне. Он выглянул в окно. Его рука легла на дверную ручку. Ее сердце странно дрогнуло. Она не хотела, чтобы он открывал дверь. Не хотела, чтобы Бен был на кухне.
Бен открыл дверь.
На крыльце стоял Мейсон Гекльби. Он удивленно смотрел на Бена. На нем был черный костюм с синим галстуком и камуфляжная бейсболка.
Бен не стал с ним говорить. Он развернулся. Пошел обратно по коридору.
Чарли затошнило. Она побежала навстречу Бену. Она загородила ему проход, уперев руки в стены.
— Прости меня.
Бен попытался ее обойти.
Чарли стояла крепко.
— Бен, я его сюда не звала. Я не хотела, чтобы он приезжал.
Бен не собирался отталкивать ее. Он смотрел на нее. Покусывал кончик языка.
— Я от него избавлюсь. Я давно пытаюсь от него избавиться.
Сэм позвала из кабинета:
— Бен, можешь помочь мне упаковать это?
Чарли понимала, что Бен слишком джентльмен, чтобы отказать ей.
Она неохотно пропустила его. Побежала на кухню, почти поскакала по коридору галопом.
Мейсон помахал ей, потому что со своего места видел весь дом насквозь. Когда она приблизилась, он понял, что улыбаться не надо.
— Прошу прощения, — сказал он.
— Ты об этом пожалеешь, — зашептала Чарли в бешенстве. — Думаешь, я шучу насчет судебного запрета? Две минуты — и твоя сраная жизнь летит под откос.
— Я знаю, — ответил он. — Слушай, извини. Мне правда жаль. Я просто хочу поговорить с тобой и твоей сестрой.
Чарли проигнорировала отчаяние в его голосе.
— Меня не волнует, чего ты хочешь. Уходи.
— Чарли, дай ему войти.
Чарли обернулась. Сэм стояла в коридоре. Она опять держалась пальцами за стену.
— Сюда, — сказала она Мейсону и прошла в гостиную, прежде чем Чарли успела ее остановить.
Мейсон вошел на кухню без приглашения. Остановился в коридоре. Снял свою бейсболку. Принялся теребить ее в руках. Оглядел помещение, по-видимому, без удовольствия. Расти ничего не менял с тех пор, как они сюда въехали. Расшатанные стулья, расслоившийся стол. Единственное, чего не стало, — это оконный кондиционер. Достать куски Гаммы из вентилятора оказалось невозможно.
— Сюда. — Чарли поискала глазами Бена в пустом коридоре.
Дверь в кабинет Расти была закрыта. Пикап Бена стоит на месте. Он не выходил через заднюю дверь. Наверное, сидит в кабинете и думает, какая шлюха его жена.
— Примите мои соболезнования в связи со смертью отца, — сказал Мейсон.
Чарли резко обернулась.
— Я знаю, кто ты такой.
Мейсон заметно встревожился.
— Естественно, я не знала этого, когда мы с тобой познакомились, но потом сестра рассказала мне про твою сестру, и… — Она с трудом подбирала слова. — Прими мои соболезнования по поводу того, что с ней произошло. И я сочувствую тебе и твоей семье. Но то, что между нами произошло, — это ошибка, большая ошибка, и это никогда не повторится. Я очень люблю своего мужа.
— Ты это уже говорила. Я понимаю. Я уважаю это. — Мейсон кивнул Сэм.
Она освободила себе место на стуле с высокой спинкой. Рядом с ней был телевизор. Запись со школьной камеры видеонаблюдения стояла на паузе. Бен наладил аппаратуру.
Мейсон уставился на огромный экран.
— Кто теперь будет адвокатом Келли?
— Мы найдем кого-нибудь в Атланте, — ответила Сэм.
— Я могу заплатить, — предложил он. — У моей семьи есть деньги. У моих родителей есть деньги. Были. У них была фирма, они занимались грузоперевозками.
Чарли вспомнила рекламные плакаты из детства:
— «Грузоперевозки Гекльби».
— Ага. — Он снова посмотрел на экран. — Это тот день?
Чарли не стала поддерживать эту тему.
— Зачем ты приехал?
— Дело в том, что… — Он осекся. Вместо того чтобы объяснить, почему он все еще здесь, хотя его никто не приглашал, он произнес: — Келли пыталась застрелиться. Это признак раскаяния. Я читал в интернете, что при обвинении в преступлениях, наказуемых смертной казнью, раскаяние имеет значение. Так что вы можете использовать это на процессе, чтобы убедить присяжных сохранить ей жизнь или, может, жизнь с шансом на условно-досрочное. Они же это знают, да?
— Кто они? — уточнила Сэм.
— Полиция. Прокурор. Вы.
— Они скажут, что это был крик о помощи, — сказала ему Чарли. — Она отдала пистолет. Она не нажала на спусковой крючок.
— Нажала, — возразил он. — Трижды.
— Что? — Сэм поднялась со стула.
— Такая ложь не пройдет, — предупредила Чарли. — Там были другие люди.
— Я не придумываю. Она направила пистолет себе в грудь. Ты была в двадцати футах. Ты должна была это видеть или по крайней мере слышать. — Он обратился к Сэм: — Келли прижала дуло к своей груди и нажала на спусковой крючок три раза.
Чарли ничего такого не помнила.
— Я слышал щелчки. Уверен, Юдифь Пинкман тоже их слышала. Я не сочиняю. Она правда пыталась покончить с собой.
— Тогда почему вы просто не отобрали у нее пистолет? — спросила Сэм.
— Я не знал, перезаряжала она его или нет. Я морпех. Оружие считается заряженным, если четко не видишь, что патронов в нем нет.
— Перезаряжала, — повторила Чарли, обдумывая это слово. — Когда началась стрельба, сколько выстрелов ты слышал?
— Шесть. Один, потом пауза, потом быстро три подряд, потом пауза покороче, потом еще один выстрел, потом короткая пауза и еще один. — Он пожал плечами. — Шесть.
Сэм села обратно. Потянулась за сумкой.
— Вы уверены?
— Любой, кто был в ближнем бою столько же раз, сколько я, очень быстро учится считать пули.
Сэм положила блокнот на колени.
— И револьвер Келли шестизарядный?
— Да, мэм.
— Когда ты его забрал, он был пустой? — спросила Чарли.
Мейсон нервно глянул на Сэм.
— Сейчас самое время объяснить, зачем вы заткнули его себе за пояс, — заметила она.
— Инстинкт. — Он пожал плечами, будто это преступление ненаказуемо. — Коп его не взял, поэтому я просто убрал его, временно, как вы сказали, за пояс брюк. А потом никто из копов не спросил меня про него и не обыскал меня, а потом я уже был за дверью в своем пикапе и только тогда понял, что пистолет все еще у меня.
