Чарли подняла руку.
Почувствовав слабость в руке, вспомнила о том, что потянула запястье. Постучала в дверь — три коротких удара.
Она услышала, как в доме кто-то отодвинул стул. Легкими шагами подошел к двери. Женский голос спросил:
— Кто там?
Чарли не ответила.
Не было звука щелкающих замков или отодвигающейся цепочки. Дверь открылась. На пороге кухни стояла пожилая женщина. Волосы, скорее седые, чем светлые, собраны в свободный хвост на затылке. Все еще симпатичная. При виде Чарли ее глаза расширились. Рот раскрылся. Она схватилась за грудь, будто пораженная стрелой в сердце.
— Прошу прощения, что пришла без звонка.
Юдифь Пинкман сжала сухие губы. От пролитых слез ее морщинистое лицо выглядело обветренным. Глаза припухли. Она откашлялась.
— Входи, входи.
Чарли шагнула на кухню. В помещении было прохладно, почти холодно. Клубничный декор исчез. Темные гранитные поверхности. Кухонная техника из нержавеющей стали. Молочно-белые стены. Никаких веселых пляшущих ягод под потолком.
— Садись, — пригласила Юдифь. — Пожалуйста.
Рядом со стаканом воды со льдом на столе лежал мобильный телефон. Вокруг стола одинаковые тяжелые стулья из темного ореха. Чарли села с противоположной стороны. Положила свой мобильник на стол, экраном вниз.
— Налить тебе чего-нибудь? — предложила Юдифь.
Чарли покачала головой.
— Я собиралась попить чаю. — Она взглянула на стакан воды на столе. Но все равно спросила: — А ты будешь?
Чарли кивнула.
Юдифь сняла чайник с плиты. Нержавеющая сталь, как и все остальное. Она принялась наполнять его из крана над раковиной.
— Соболезную по поводу твоего отца.
— Соболезную по поводу мистера Пинкмана.
Юдифь оглянулась через плечо. Перехватила взгляд Чарли. Губы Юдифь дрожали. Глаза блестели, будто слезы стали столь же неизменным ее спутником, как и скорбь. Она выключила воду.
Чарли смотрела, как она ставит чайник обратно на свою навороченную плиту и крутит ручку. Несколько щелчков, и — «пффух» — газ загорелся.
— Ну что ж. — Юдифь, поколебавшись, села. — Что привело тебя сюда сегодня?
— Я хотела вас проведать, — ответила Чарли. — Я не видела вас с момента происшествия с Келли.
Юдифь снова сжала губы. Сложила руки на столе.
— Наверное, тебе все это тяжело далось. Даже на меня нахлынули ужасные воспоминания.
— Я хочу, чтобы вы знали, как я благодарна за все, что вы сделали для меня той ночью, — сказала Чарли. — За то, что вы обо мне позаботились. Дали мне чувство безопасности. Лгали ради меня.
Юдифь улыбнулась дрожащими губами.
— Поэтому я здесь, — продолжила Чарли. — Я никогда не говорила об этом, пока был жив отец.
Юдифь приоткрыла рот. Из взгляда исчезло напряжение. Она нежно улыбнулась Чарли. Это была та самая заботливая, щедрая женщина, которую Чарли помнила.
— Конечно, Шарлотта. Конечно. Со мной ты можешь говорить о чем угодно.
— Папа тогда вел тот процесс, представлял интересы насильника, и его отпустили, а девушка повесилась в амбаре рядом со своим домом.
— Я помню.
— Я много думала об этом. А вы как считаете, это из-за нее папа решил сохранить все в тайне? Он беспокоился, что я тоже сделаю что-то подобное?
— Я… — Юдифь покачала головой. — Я не знаю. Прости, у меня нет ответа. Я думаю, он тогда потерял жену и думал, что его старшая дочь мертва, и увидел, что произошло с тобой, и… — Она умолкла. — Говорят, Бог не дает нам больше, чем мы можем вынести, но иногда, мне кажется, это не так. А ты как думаешь?
— Не уверена.
— Это стих из Послания к Коринфянам. «Бог верен! Он не допустит испытаний, которые были бы вам не по силам, и к тому же во всяком испытании Он даст и выход из него, и силы для его преодоления»
[27]. Но вторую часть я не очень понимаю, — сказала она. — Как ты узнаешь, где этот выход? Может, он есть, но что, если ты его не видишь?
Чарли покачала головой.
— Прости, — извинилась Юдифь. — Я знаю, что твоя мать не верила в Бога. Она была слишком умная для этого.
Чарли подумала, что Гамма восприняла бы это как комплимент.
— Она так много знала. Я ее побаивалась, — призналась Юдифь.
— Думаю, как и многие.
— Ну что ж. — Юдифь отпила воды со льдом.
Чарли посмотрела на ее руки, думая, что дрожание пальцев ее выдаст, но ничего не заметила.
— Шарлотта. — Юдифь поставила стакан. — Я буду с тобой откровенна насчет той ночи. Я никогда не видела такого надломленного человека, как твой отец в тот момент. И надеюсь, что никогда не увижу. Я не знаю, как он смог продолжить жить. Я правда не понимаю. Но я знаю, что он любил тебя беззаветно.
— Я никогда в этом не сомневалась.
— Это хорошо. — Юдифь пальцами вытерла конденсат со стакана. — Мой отец, мистер Хеллер, он был набожным и любящим, и он меня обеспечивал и поддерживал, а видит Бог, учительнице, работающей первый год, нужна поддержка. — Она тихо усмехнулась. — Но после той ночи я поняла, что мой отец никогда не дорожил мной так, как твой отец дорожил тобой. Я не виню за это мистера Хеллера. У тебя с Расти было что-то особенное. В общем, наверное, я хочу тебе сказать, что неважно, чем руководствовался твой отец, попросив тебя соврать, — он сделал это потому, что невероятно сильно любил тебя.
Чарли думала, что у нее навернутся слезы, но их не было. Видимо, она наконец все выплакала.
— Я знаю, что Расти больше нет, — сказала Юдифь, — и что смерть родителя заставляет многое обдумывать, но ты не должна злиться на своего отца за то, что он попросил тебя сохранить это в тайне. Он сделал это из самых лучших побуждений.
Чарли кивнула, потому что знала, что это правда.
Засвистел чайник. Юдифь встала. Выключила плиту. Подошла к большому шкафу, который Чарли помнила с того раза. Высокий, почти до потолка. Наверху, за планкой, мистер Хеллер хранил свою винтовку. Белую древесину с тех пор окрасили в темно-синий. Юдифь открыла дверцы. Снизу полок на крючках висели разноцветные кружки. Юдифь выбрала две кружки с разных сторон вешалки. Закрыла дверцы и вернулась к плите.
— У меня есть мятный и ромашковый.
— Мне любой. — Чарли посмотрела на закрытые дверцы шкафа. Под верхней планкой краской была от руки написана какая-то фраза. Светло-голубым, но недостаточно контрастно, чтобы слова ярко выделялись. Она прочла вслух: — «Бездетной женщине дает воссесть в кругу семьи счастливой матерью».
