Чарли не шелохнулась.
— Она такая милая. Хрупкая. Миниатюрная. Она как ребенок. Она и есть ребенок. Но чем больше времени я с ней проводила, тем больше я ее ненавидела. — Она покачала головой. Волосы ее растрепались. В глазах появился дикий блеск. — Ты знаешь, каково это — ненавидеть невинного ребенка? Концентрировать всю свою ярость на девушке, которая даже не понимает, что делает, что с ней происходит, потому что ты видишь, как в ее поведении отражается твоя собственная глупость. Видишь, как твой муж ее контролирует, изменяет ей, использует ее, насильничает над ней — точно так же, как над тобой?
Чарли оглядела комнату. Ножи в деревянной подставке, ящики со столовыми приборами, шкаф, на котором, возможно, все еще лежит винтовка мистера Хеллера.
— Извини. — Юдифь попыталась успокоиться. Она заметила, что Чарли смотрит на верх шкафа. — Я думала, что мне придется выдумывать историю, как Келли украла у меня оружие. Или дать ей денег и молиться, чтобы она смогла купить его по моим указаниям.
— Ее отец держал револьвер в машине.
— Она рассказала мне, что он стрелял из него белок. Люди из Низины иногда ими питаются.
— Они жирные. — Чарли старалась не терять самообладания. — Один из моих клиентов готовит из них рагу.
Юдифь схватилась за спинку стула. Костяшки по-прежнему были белыми.
— Я не причиню тебе вреда.
Чарли выдавила смешок.
— Разве не так обычно говорят, когда собираются причинить вред?
Юдифь отошла от стула. Снова оперлась на столешницу. Она все еще злилась, но старалась контролировать гнев.
— Мне не стоило говорить этого о твоей беде. Я приношу свои извинения.
— Все нормально.
— Ты говоришь так потому, что хочешь, чтобы я рассказывала дальше.
Чарли пожала плечом.
— У меня получается?
В ее смехе явственно слышалось отвращение.
Бен говорил, что Юдифь Пинкман впала в истерику, когда врачи «Скорой помощи» вывели ее из дверей средней школы. Им пришлось вколоть ей седативный препарат, просто чтобы посадить ее в машину «Скорой помощи». Она провела ночь в больнице. Она выступила на камеру и попросила не казнить Келли. Даже сейчас ее глаза были опухшими от слез. Ее лицо осунулось от горя. Она рассказывала Чарли правду, жестокую, неприукрашенную правду, хотя знала, что идет запись. Она не пыталась договориться, ничего не просила, никак не торговалась. Так люди ведут себя, когда искренне сожалеют о содеянном.
— Келли не смогла сама нажать на курок, — сказала Юдифь. — Она обещала мне, что сделает это, но я знала, что она не такая. Она слишком добрая и доверчивая, и выстрелила бы она совсем не туда, поэтому я встала позади нее в коридоре, положила свою руку на ее руку и выстрелила в стену, чтобы привлечь внимание Дугласа. — Она постучала пальцами по губам, словно сдерживая свой голос. — Он выбежал, и я выстрелила в него трижды. А потом…
Чарли ждала.
Юдифь прижала ладонь к груди. Ее гнев превратился в спокойную, ледяную ярость.
— Я собиралась убить Келли, — призналась она. — План был такой: застрелить Дугласа, а потом убить Келли и сказать, что я не дала ей расстрелять больше детей. Стать местной героиней. Я бы тогда получила пенсию и социальную страховку Дугласа. Никаких хлопот с разводом. Больше времени на чтение книг, верно?
Чарли задумалась, планировала ли Юдифь выстрелить Келли в живот, чтобы заодно убить и ребенка.
— Мне удалось сделать три точных выстрела в Дугласа. Судмедэксперт сказал мне, что каждый из них был смертельным. Видимо, он считал, что это должно меня утешить. — Ее глаза снова блеснули. Она громко сглотнула. — Но Келли все не отпускала пистолет. Не думаю, что она знала вторую часть плана. Что я собираюсь убить ее. Наверное, она просто запаниковала, когда увидела, что Дуглас мертв. Мы с ней боролись. Курок нажался. Я не знаю, кто это сделал: я или она, но пуля ушла в пол.
Юдифь дышала ртом. Голос ее скрежетал.
— Мы обе испугались, когда пистолет выстрелил, и Келли повернулась, а я… я не знаю. Не знаю, что произошло. Я запаниковала. Я увидела краем глаза, что в коридоре что-то пошевелилось, и еще раз нажала на курок, и… — Заскулив, она прервала рассказ. Ее губы побелели. Она дрожала. — Я увидела ее. Я увидела ее, когда — в тот момент, как — мой палец уже жал на курок. Все происходило медленно, и мой мозг зафиксировал это, и я помню, как подумала: «Юдифь, ты стреляешь в ребенка», — но остановить это было уже невозможно. Мой палец продолжал нажимать, и…
Она не могла произнести это вслух, и Чарли сделала это за нее:
— Выстрел попал в Люси Александер.
Слезы у Юдифь покатились, как поток воды.
— Мы с ее мамой преподаем в одной команде на групповом обучении. На наших встречах я видела, как Люси танцевала в дальней части класса. Напевала себе под нос. У нее был такой сладкий голосок. Я не знаю, может, если бы я ее не знала, было бы по-другому, но я ее знала.
Чарли невольно подумала, что Юдифь знала и Келли Уилсон.
— Шарлотта, мне так жаль, что я втянула тебя в это. Я понятия не имела, что ты в здании. Если бы я знала, я бы сделала это на следующий день или через неделю. Я никогда сознательно не стала бы ставить тебя в такое положение.
Чарли не собиралась ее благодарить.
— Хотела бы я знать, как объяснить, что на меня нашло. Я думала, что мы с Дугласом… не знаю. У нас не было какой-то безумной любви, но я думала, что мы небезразличны друг другу. Что мы друг друга уважаем. Но спустя столько лет все запутывается. Увидишь, когда доживешь до этого. Финансы, пенсия, выплаты, машины, этот дом, сберегательные счета, билеты, которые мы купили в круиз этим летом.
— Деньги, — сказала Чарли. У Расти всегда наготове была куча цитат о разрушительных свойствах человеческой страсти к сексу и деньгам.
— Дело было не только в деньгах, — возразила Юдифь. — Когда я высказала Дугласу свое возмущение насчет беременности, он предложил свой гениальный план: стать престарелыми родителями, словно ответственность подобного рода — это ерунда, а именно так он к этому и относился. Он и не собирался вставать в три часа ночи и менять подгузники. Я понимаю, что это кажется невероятным, но это стало последней каплей.
Она попыталась перехватить взгляд Чарли, рассчитывая на понимание.
— Я позволила себе ненавидеть Келли, потому что только так я могла уговорить себя сделать задуманное. Я знала, что она очень уступчива. Я всего-навсего шепнула ей на ушко: разве ты не плохая девочка, если позволила Дугласу сделать с собой это? Разве ты не попадешь в ад за то, что случилось в средней школе? Разве ты не можешь наказать Дугласа за его грехи? Разве ты не можешь сделать так, чтобы он не обидел других девочек? Я была поражена, насколько быстро можно убедить человека в том, что он — ничто. — Юдифь повторила: — Ничто. Прямо как я сама.
