Чарли чуть педали не перепутала. За все эти девять месяцев Расти ни разу не спросил ее об этом. После того как Бен ушел, она подождала пять дней, прежде чем сказать ему. Она стояла в дверях его кабинета. Она планировала сообщить отцу о том, что Бен ушел, и ничего больше, и именно так и сделала. Но Расти коротко кивнул, словно она напомнила ему, что надо сходить к парикмахеру, и его молчание вызвало у Чарли словесный понос, какого не было у нее с девятого класса. Она говорила без передышки. Рассказала Расти, как она надеется, что Бен вернется к выходным. Надеется, что он начнет отвечать на ее звонки, сообщения, голосовую почту и записки, которые она оставляет на лобовом стекле его машины.
Наконец, возможно, для того чтобы заставить ее замолчать, Расти процитировал первую строфу из «Надежда — штучка с перьями» Эмили Дикинсон.
— Папа, — сказала Чарли, но больше ничего придумать не могла.
В глаза ей ударил свет фар встречной машины. Шарлотта проследила, как красные огни удаляются в зеркале заднего вида. Она не хотела говорить этого Расти, но все же произнесла:
— Дело не в чем-то одном. Есть несколько разных проблем.
— Может, лучше будет спросить, как ты планируешь их решать? — уточнил он.
Теперь она поняла, что зря ввязалась в этот разговор.
— Почему ты исходишь из того, что только я могу их решить?
— Потому что Бен никогда бы не стал изменять тебе или как-то специально делать тебе больно, так что дело, видимо, в чем-то, что ты сделала или не сделала.
Чарли до боли прикусила губу.
— Этот мужчина, с которым ты встречаешься…
— Я ни с кем не встречаюсь, — оборвала его она. — Это произошло один раз, первый и последний, и мне не хочется…
— Это из-за выкидыша?
У Чарли перехватило дыхание.
— Это было три года назад.
И шесть лет назад. И тринадцать.
— Кроме того, Бен никогда бы не поступил так жестоко.
— Это правда, Бен не мог бы поступить жестоко.
Чарли задумалась над этим комментарием. То есть он имеет в виду, что она могла бы?
Расти вздохнул. Свернул стопку листов трубкой. Дважды притопнул по полу.
— Знаешь, — сказал он, — у меня было много-много времени подумать об этом, и думаю я вот что: больше всего в твоей матери я любил то, что ее было трудно любить.
Чарли почувствовала укол от неявного сравнения.
— Ее проблемой, единственной проблемой, и я говорю это как мужчина, который ее боготворил, было то, что она была слишком, черт возьми, умная. — Последние три слова он подчеркнул, притопывая ногой. — Гамма знала все на свете и была готова сообщить тебе это, не задумавшись и на минуту. Квадратный корень из трех, например. Просто из головы, она тебе в любой момент сказала бы, что это… Черт, я не знаю, сколько должно быть, но она бы сказала…
— Одна целая семьдесят три сотых.
— Точно, точно. Или кто-нибудь спросил бы, например, какая самая распространенная птица на Земле?
Чарли вздохнула.
— Курица.
— Самое смертоносное животное?
— Комар.
— Основной экспортный товар Австралии?
— М-м… Железная руда? — Она нахмурила лоб. — Папа, к чему ты ведешь?
— Ответь-ка мне на вопрос: какое участие я принимал в нашем обмене репликами только что?
Чарли не поняла, о чем речь.
— Папа, я слишком устала, чтобы отгадывать загадки.
— Наглядная подсказка… — Он стал нажимать кнопку на двери, то слегка опуская стекло, то поднимая, вниз-вверх.
— Я поняла, — сказала она, — твое участие состоит в том, чтобы бесить меня и ломать мою машину.
— Шарлотта, давай я скажу тебе ответ.
— Ладно.
— Нет, дорогая. Ты послушай, что я тебе скажу. Иногда, даже если ты знаешь ответ, надо позволить другому человеку попытаться найти его самому. Если его все время поправлять, у него даже шанса не будет почувствовать свою правоту.
Она снова прикусила губу.
— Вернемся к нашему наглядному пособию. — Расти опять нажал на кнопку, но на этот раз не отпустил ее. Стекло опустилось полностью. Потом она нажал ее в другом направлении, и окно закрылось. — Нежно и аккуратно. Вперед и назад. Как перекидывание мячика на теннисном корте, только в данном случае мне не надо бегать по корту, чтобы показать это тебе.
Он притопывал ногой в такт поворотнику, когда Чарли свернула направо, к фермерскому дому.
— Тебе надо было работать семейным психотерапевтом.
— Я пробовал, но почему-то ни одна женщина не согласилась садиться со мной в машину.
Расти принялся толкать ее локтем, пока она не начала неохотно улыбаться.
— Помню, твоя мама как-то сказала мне: «Рассел, прежде чем я умру, мне надо понять: я хочу быть счастлива или я хочу быть права».
У Чарли защемило сердце, потому что это звучало очень в духе Гаммы.
— Она была счастлива?
— Думаю, она шла к этому. — Он шумно выдохнул. — Она была непостижима. Она была прекрасна. Она говорила мне…
— Хуй соси?
Фары «Субару» выхватили длинную стену фермерского дома. Кто-то аэрозольной краской гигантскими буквами написал на белой обшивке дома «ХУЙ СОСИ».
— О, забавно, — сказал Расти. — Что касается «хуя», то он здесь уже неделю или две. А «соси» появилось только сегодня. — Он хлопнул себя по коленям. — А что, смотри, как экономно! Первое слово уже написано. И Шекспир не нужен.
— Позвони в полицию.
— Милая, вполне возможно, полиция это и сделала.
Чарли подъехала к кухонному крыльцу. Во дворе загорелись фонари. Они светили так ярко, что видно было каждый сорняк на давно не стриженном газоне.
Ей не хотелось этого делать, но она предложила:
— Мне надо пойти с тобой, чтобы убедиться, что внутри никого нет.
— Да ну. — Он резко открыл дверь и выпрыгнул из машины. — Не забудь завтра взять зонт. Я абсолютно уверен, что будет дождь.
Она смотрела, как он бойко зашагал к дому.
Он стоял на том самом крыльце, где много лет назад Чарли и Сэм оставили свои носки и кроссовки. Расти открыл два замка и толкнул дверь. Он не сразу зашел, а отдал ей честь, прекрасно понимая, что стоит точно между словами «ХУЙ» и «СОСИ».
Он крикнул:
— «Что сделано, то сделано! В постель, в постель, в…»
[2]
Чарли резко сдала назад. Только Шекспира ей тут не хватало.
