Громкие гудки отвлекли Сэм от ее мыслей.
Лоренс давно отключился, но Сэм все еще держала телефон в руке. Она положила трубку. Ее рука задержалась на аппарате.
Задумайся об этимологии фразы «повесить трубку».
Страница «Хаффингтон пост» автоматически обновилась. В прямом эфире шла пресс-конференция семьи Александер.
Сэм уменьшила звук. Она смотрела видео. Мужчина по имени Рик Фейхи говорил от имени семьи. Она слушала его просьбы о невмешательстве в частную жизнь, зная, что они не будут услышаны. Сэм подумала, что кома после ранения дала ей преимущество: не пришлось выслушивать бесконечное обсуждение ее истории в новостях.
На экране показывали Фейхи, смотрящего прямо в камеру. Он сказал:
— Да, Келли Уилсон — убийца. Она совершила преднамеренное убийство.
Фейхи повернул голову. Обменялся взглядами с мужчиной — это, несомненно, был Кен Коин. Вместо плохо сидящей полицейской формы он теперь носил блестящий синий костюм. Сэм знала, что он занимает должность окружного прокурора в Пайквилле, но не помнила, откуда ей это известно.
В любом случае этот обмен взглядами означал одно: обвинение будет требовать смертной казни. Поэтому Расти и стал в этом участвовать. Он был давним и активным противником смертной казни. Как адвокат защиты, как человек, непосредственно принимавший участие в освобождении осужденных, он считал, что вероятность ошибки слишком велика.
Из протоколов суда над Кулпеппером Сэм знала, что ее отец говорил с трибуны почти целый час, искренне и убедительно излагая просьбу освободить Захарию Кулпеппера от смертного приговора на том основании, что у государства нет морального права забирать человеческую жизнь.
Чарли с почти таким же пылом выступала за смертный приговор. Мнение Сэм было где-то посередине. Она тогда не могла четко выразить свои мысли. В письме к суду она попросила приговорить Захарию Кулпеппера к пожизненному заключению. Причиной тому было не сочувствие. Сэм тогда жила в Центре реабилитации пациентов с травмами спинного мозга имени Шефердов в Атланте. Она провела там несколько изнурительных месяцев и, несмотря на профессионализм и доброжелательность сотрудников, чувствовала себя как заяц, попавший в капкан.
Она не могла лечь или встать с кровати без посторонней помощи.
Она не могла сходить в туалет без посторонней помощи.
Она не могла выйти из комнаты без посторонней помощи.
Она не могла поесть, когда хотела, или то, что хотела.
Ее пальцы не справлялись с пуговицами и застежками, поэтому она не могла носить одежду, которую хотела.
Она не могла завязать шнурки на кроссовках, поэтому ей приходилось носить уродливые ортопедические туфли на липучках.
Помыться, почистить зубы, причесаться, прогуляться, вообще выйти на улицу под дождь или на солнце — во всем этом она от кого-то зависела.
Расти, исходя из своих высоких моральных принципов, просил судью приговорить Захарию Кулпеппера к пожизненному заключению. Чарли, горевшая жаждой мести, желала смертного приговора. Сэм просила приговорить Захарию Кулпеппера к долгому мучительному существованию, лишенному всякой независимости, потому что на своей шкуре узнала, каково это — быть в заключении.
Можно сказать, что желания каждого из них сбылись. Из-за апелляций, отсрочек и юридических уловок Захария Кулпеппер в настоящее время был одним из заключенных, которые дольше всех ожидали исполнения смертного приговора в штате Джорджия.
Он продолжал изображать невиновность перед каждым, кто соглашался его слушать. Он продолжал утверждать, что Чарли и Сэм сговорились, чтобы подставить его и брата, потому что он был должен Расти несколько тысяч долларов за адвокатские услуги. Оглядываясь назад, сейчас Сэм попросила бы его казнить. Она закрыла браузер на экране компьютера.
Открыв почту, она отправила письмо с извинениями подруге, которая хотела выпить с ней вечером в честь дня рождения. Она попросила Элдрина ни с кем ее не соединять. Она надела очки для чтения.
Она опять сосредоточилась на узкой оцинкованной штифтовой петле.
Когда Сэм оторвала глаза от компьютера, за окнами было совершенно темно. Элдрин ушел. В офисе стояла тишина. Как это часто бывало, она осталась одна на всем этаже.
Сэм слишком долго не двигалась. Сидя, она сделала несколько упражнений на растяжку. Тело затекло, но спустя какое-то время она смогла встать, не без усилий. Она разложила телескопическую трость, которую хранила в нижнем ящике стола. Обернула платок вокруг шеи. Думала вызвать машину, но решила, что пока автомобиль приедет, она уже пройдет шесть кварталов до дома. Об этом решении она пожалела, как только шагнула на улицу.
С реки дул пронизывающий ветер. Одной рукой Сэм схватила платок. Другой крепко держалась за трость. Портфель и сумочка тяжело висели на сгибе локтя. Надо было подождать машину. Надо было поехать выпить с подругой. Надо было многое сегодня сделать по-другому.
Ночной консьерж поздравил Сэм с днем рождения, когда она входила в здание. Она остановилась поблагодарить его и спросить, как поживают его дети, но нога болела так, что стоять было невыносимо.
Она поднималась в лифте в одиночестве.
Она смотрела на свое отражение в дверях лифта. На нее глядела одинокая фигура с белыми волосами.
Двери открылись. На кухонном полу катался и потягивался Фоско. Она заставила себя съесть остатки тайской еды, которую заказывала на субботнюю вечеринку в честь дня рождения. Сидеть на барном стуле было неудобно. Уперев ноги в пол, она устроилась на самом краешке. Нога разрывалась от боли, будто мышцу вспарывали горячим лезвием.
Сэм посмотрела на часы. Слишком рано, чтобы идти спать. Она слишком устала, чтобы сосредоточиться на работе. Слишком вымотана, чтобы читать новую книгу, подаренную на день рождения.
В ее старой квартире в Челси они с Антоном не смотрели телевизор. Сэм и так целый день сидела за компьютером. Еще немного голубого света — и ее голова начинала раскалываться от боли.
В новой квартире уже был установлен большой телевизор — в отдельном кабинете. Сэм обнаружила, что ее нередко тянет в эту темную комнату, одну из тех коробок без окон, что застройщики именуют «дополнительным пространством», потому что спальней это назвать нельзя.
Сэм села на диван. Поставила на журнальный столик пустой бокал. Рядом с ним — бутылку Tenuta Poggio San Nicolò 2011 года.
Любимое вино Антона.
Фоско прыгнул ей на колени. Сэм машинально почесала его между ушей. Рассмотрела изысканную этикетку винной бутылки с изящными завитками по краям и красной сургучной печатью посередине.
Жидкость внутри бутылки была равноценна яду.
Сэм верила, что ее мужа убили такие вина, как San Nicolò.
По мере расширения консалтингового бизнеса Антона и продвижения Сэм по карьерной лестнице они стали позволять себе более качественные вещи. Пятизвездочные отели. Полеты первым классом. Люксы. Частные туры. Высокую кухню. Антон увлекался вином всю жизнь. Он любил насладиться бокалом за обедом и еще одним, может, двумя за ужином. Особенно он любил сухие красные вина. Изредка, когда Сэм не было рядом, он мог добавить к вину сигару.
