— Обычно мы видим, что стрелки такого типа действуют в одиночку, — сказал он. — Они чувствуют себя покинутыми, нелюбимыми. Зачастую это жертвы травли.
Телефон перестал звонить.
«Бабочка» продолжил:
— Тот факт, что в данном случае убийца — женщина…
Сэм выключила телевизор. В комнате наступила непроглядная темнота, но она привыкла в ней ориентироваться. Она удостоверилась, что Фоско спит рядом. Аккуратно нащупав бутылку и бокал, она отнесла их на кухню, где содержимое обоих отправилось в раковину.
Сэм проверила телефон. Звонок был с незнакомого номера. Скорее всего, спам, хотя она и вносила свой номер в реестр абонентов, не желающих получать подобные звонки. Большим пальцем Сэм переключила экран и заблокировала номер.
Телефон завибрировал: пришло уведомление о новом письме. Она посмотрела на время. В Гонконге начался рабочий день. Если и было в жизни Сэм что-то постоянное, то это равномерный, неуменьшающийся объем работы. Ей не хотелось искать очки для чтения, если только это не что-то срочное. Она прищурилась, прокручивая список новых писем. Ни одно открывать не стала.
Сэм положила телефон на кухонный стол. Приступила к своим вечерним делам. Убедилась, что все миски Фоско наполнены. Выключила свет, нажала кнопки, чтобы закрыть шторы, проверила, что будильник включен.
Она пошла в ванную и почистила зубы. Выпила свои вечерние таблетки. В гардеробной переоделась в пижаму.
На столике у кровати лежал очень хороший роман, но Сэм хотелось отдохнуть, оставить этот день позади и встать завтра утром со свежей головой.
Она залезла в постель. Фоско тут же возник рядом. Он занял свое место на подушке у ее головы. Она сняла очки. Выключила свет. Закрыла глаза. Сделала длинный выдох. Медленно выполнила свои ночные упражнения, напрягая, а потом расслабляя каждую мышцу тела, от flexor digitorum brevis
[11] в стопах до galea aponeurotica
[12] под кожей головы.
Она ждала, когда ее тело расслабится и придет сон, но оно отказывалось сотрудничать. Тишина в комнате была слишком полной. Даже Фоско не издавал своих привычных вздохов, причмокиваний и похрапываний.
Сэм открыла глаза.
Она смотрела на потолок и ждала, когда темнота станет серой, а серость уступит место теням, которые падают от крошечного просвета, всегда остающегося между штор.
— Ты видишь что-нибудь? — спросила Чарли. — Сэм, ты видишь что-нибудь?
— Да, — соврала Сэм.
Она чувствовала свежезасеянную землю босыми ногами. С каждым шагом слой темноты в поле ее зрения становился гуще. Чарли была серым пятном. Дэниэл был высоким и худым, как угольный карандаш. Захария Кулпеппер был черным квадратом угрожающей ненависти.
Сэм села, свесив ноги с края кровати. Сжала руками бедра, разминая перетруженные мышцы. Тепло от пола согрело ступни.
Она чувствовала, как бьется сердце. Медленно и четко. Синоатриальный узел, атриовентикулярный узел, сеть волокон Гиса-Пуркинье, которая посылает импульсы в мышечные стенки желудочков, заставляя их попеременно сжиматься и расслабляться.
Сэм встала. Вернулась на кухню. Достала из портфеля очки для чтения. Взяла телефон. Открыла новое письмо от Бена.
«Ты нужна Чарли».
Глава восьмая
Сэм вертела в руке свой телефон, сидя на заднем сиденье черного «Мерседеса», пока водитель выруливал на шоссе 575.
Два десятилетия прогресса не прошли бесследно для ландшафта Северной Джорджии. Изменилось буквально все. Торговые центры повылезали тут и там, как сорняки. Повсюду понатыкали билбордов. Даже буйные полевые цветы, когда-то украшавшие разделительные полосы шоссе, исчезли. На смену им пришли широкие платные реверсивные полосы, проложенные в угоду всем этим Джон-Боям на пикапах, которые каждое утро гоняют в Атланту на работу, а вечером едут назад и ругают безбожных либералов, которые наполняют их карманы и субсидируют их коммунальные услуги, здравоохранение, школы и школьные обеды.
— Час примерно, и на месте, — сказал водитель Станислав с сильным хорватским акцентом. — Ремонт дороги… — Он выразительно пожал плечами. — Кто знает?
— Все нормально. — Сэм смотрела в окно.
Приезжая в Атланту, она всегда вызывала Станислава. Он понимал, что ей нужна тишина, а это редкость для водителя. А может, он думал, что она боится ездить на автомобиле. Откуда ему знать, что Сэм настолько привыкла к задним сиденьям черных седанов, что редко обращала внимание на дорогу.
Сэм так по-настоящему и не научилась водить машину. Когда ей исполнилось пятнадцать, Расти начал обучать ее вождению на универсале Гаммы, но, как и большинство семейных дел, эта затея вскоре потонула в его рабочих делах, которые вечно оказывались важнее занятий с Сэм. Тогда за это дело взялась Гамма, но она была крайне придирчивым водителем и невероятно язвительным пассажиром. В эту гремучую смесь добавилась склонность Гаммы и Сэм к яростным агрессивным перепалкам, так что в конце концов они решили, что Сэм начнет учиться водить осенью, когда пойдет в старшую школу.
Но потом на их кухне появились братья Кулпепперы.
Пока сверстницы Сэм проходили курс для получения учебного водительского удостоверения, она была занята восстановлением связей между пальцами ног, ступнями, лодыжками, голенями, коленями, бедрами, ягодицами и тазобедренными суставами, надеясь когда-нибудь снова научиться ходить.
Ограниченная подвижность стала не единственным препятствием для вождения. Повреждения, нанесенные ее глазам Захарией Кулпеппером, были в основном опять-таки «поверхностными». Остаточная чувствительность к свету была решаемой проблемой. Порванные веки зашил пластический хирург. Короткие обкусанные ногти Захарии повредили склеру, но не задели сосудистую оболочку, глазной нерв, сетчатку или роговицу.
Зрение нарушилось из-за кровоизлияния, последовавшего за разрывом врожденной аневризмы сосудов головного мозга во время операции, в результате чего были повреждены волокна, передающие зрительную информацию от глаз к мозгу Сэм. Острота зрения восстановилась до 0,5, что достаточно для получения прав в большинстве штатов, но угол бокового обзора правого глаза был меньше двадцати градусов.
Поэтому с юридической точки зрения Сэм считалась слепой.
К счастью, у нее и не было необходимости садиться за руль. Она заказывала машину в аэропорт и обратно. Она ходила пешком на работу, на рынок или на разные встречи и мероприятия недалеко от дома. Если надо было поехать чуть дальше от исторического центра Манхэттена, она брала такси или просила Элдрина прислать водителя. Она не принадлежала к тому типу ньюйоркцев, которые говорят, что очень любят город, но, как только могут позволить себе купить второй дом, сбегают в Хэмптонс или Мартас Виньярд. Сэм с Антоном даже не обсуждали такой вариант. Если им хотелось на море, они ехали на Палиохори или в Корчулу, а не запирались в подобии манхэттенского пляжного «диснейленда».
