Сэм опять только покачала головой.
— А я думала, Гамма считала, что у них роман.
— Этого я бы никому не пожелала, — отозвалась Чарли. — Я имею в виду Расти. Никому не пожелаешь…
— Девочки! — Ленор цокала каблуками по плитке, шагая к ним. — Он в сознании, насколько это возможно для Расти. К нему пускают не больше двух человек одновременно.
Чарли вскочила с места. Протянула руку Сэм.
Сэм тяжело оперлась на трость и встала сама. Она не позволит им обращаться с собой как с инвалидом.
— Когда мы сможем поговорить с врачами?
— Обход через час, — сообщила Ленор. — Помнишь Мелиссу ЛаМарш из класса мистера Пендлтона?
— Да, — сказала Сэм, хотя не поняла, почему Ленор запомнила имена одной из подруг Сэм и ее учителя из старших классов.
— Теперь она доктор ЛаМарш. Она оперировала Расти вчера ночью.
Сэм вспомнила Мелиссу и то, как она плакала каждый раз, получив за контрольную оценку ниже «отлично». Пожалуй, Сэм хотелось бы, чтобы именно такой человек оперировал отца.
Отца.
Она много лет не называла Расти этим словом.
— Иди первая, — Чарли обратилась к Ленор. Ее стремление увидеть Расти вдруг куда-то улетучилось. Она остановилась возле ряда больших окон. — Мы с Сэм пойдем потом.
Ленор молча удалилась.
Чарли не сразу заговорила. Она подошла к окнам. Посмотрела вниз, на парковку.
— У тебя еще есть шанс.
Уехать, она имеет в виду. Пока Расти ее не видел. Пока Сэм не засосало обратно в этот мир.
— Я правда была нужна тебе здесь? — спросила Сэм. — Или это все Бен?
— Это я, а Бен, спасибо ему, связался с тобой, потому что я не могла. Или не могла себя заставить. Но я думала, что папа умирает. — Она прислонилась лбом к стеклу. — У него был инфаркт два года назад. До того был еще один, несильный, но после последнего ему делали шунтирование и были осложнения.
Сэм ничего не ответила. Она не знала, что у Расти проблемы с сердцем. Он не пропустил ни одного звонка. Сэм думала, что он был здоров все это время.
— Мне надо было принимать решение, — продолжила Чарли. — В какой-то момент он не мог дышать самостоятельно, и мне пришлось решать, подключать его к ИВЛ или нет.
— У него нет завещательного распоряжения? — спросила Сэм.
Она имела в виду форму «НР», «Не реанимировать», документ, в котором пациент указывает, хочет ли он умереть естественной смертью или получить сердечно-легочную реанимацию и поддержание сердечной деятельности, — такой обычно подписывают вместе с завещанием.
Чарли еще не успела ответить, как Сэм поняла, в чем проблема.
— У Расти нет завещания.
— Именно так. — Чарли повернулась спиной к окну. — Очевидно, я сделала правильный выбор. То есть сейчас это понятно, потому что он выжил и выздоровел, но в этот раз, когда Мелисса вышла из операционной и сказала, что они не могут остановить кровотечение, и что у него неустойчивое сердцебиение, и что, возможно, мне придется принимать решение, подключать ли системы жизнеобеспечения…
— Ты хотела, чтобы я приехала и убила его.
Чарли встревоженно посмотрела на Сэм, но не из-за ее откровенности. Дело было в тоне ее голоса, в нотках гнева, бурлящего за ее словами.
— Если ты будешь злиться, давай лучше выйдем отсюда, — предложила Чарли.
— Чтобы журналисты все услышали?
— Сэм. — Чарли нервничала, будто смотрела на обратный отсчет на ядерной боеголовке. — Давай выйдем на улицу.
Сэм сжала кулаки. Она почувствовала, как внутри закипает давно забытая тьма. Она сделала глубокий вдох, потом еще и еще, пока тьма не свернулась обратно в маленький шарик в груди.
Она сказала сестре:
— Шарлотта, ты глубоко заблуждаешься насчет моего желания или способности лишить кого-либо жизни.
Сэм пошла к сестринскому посту, тяжело опираясь на трость. Она посмотрела на белую доску за пустой стойкой и нашла номер палаты Расти. Она подняла руку, чтобы постучать, но Ленор открыла дверь до того, как костяшки ее пальцев коснулись поверхности.
— Я сказала ему, что ты здесь. Не хочу, чтобы у него случился инфаркт.
— Ты хотела сказать, еще один инфаркт, — заметила Сэм.
Она не стала ждать ответа Ленор.
Вместо этого она вошла в палату к отцу. Воздух показался ей слишком разреженным.
Свет — слишком ярким.
Она поморгала, отгоняя головную боль, зарождающуюся где-то в глубине черепа.
Палата Расти в реанимации выглядела как знакомая, но экономичная версия люксовой палаты в частном госпитале, где умер Антон. Здесь не было деревянных панелей на стенах, мягкого дивана, телевизора с плоским экраном или письменного стола, за которым могла работать Сэм, но аппараты были те же самые: пикающий кардиомонитор, шипящий кислородный концентратор, тонометр, манжета которого издавала шуршащий звук, надуваясь вокруг руки Расти.
Он выглядел так же, как на фотографии, только лицо полностью бесцветное. Но ни один фотоаппарат не мог уловить дьявольские искорки в его глазах и ямочки на жестких щеках.
— Сэмми-Сэм! — прорычал он и закашлялся. — Иди сюда, моя девочка. Дай посмотрю на тебя поближе.
Сэм не двинулась с места. Она поморщила нос. От Расти пахло сигаретным дымом и «Олд Спайсом» — два аромата, которых она была счастливо лишена в повседневной жизни.
— Черт меня побери, если ты не вылитая мама. — Он радостно рассмеялся. — Чему твой старый папочка обязан подобным удовольствием?
Вдруг справа от Сэм появилась Чарли. Она знала, что это ее слепая зона. И непонятно было, сколько она уже там стоит.
— Папа, мы думали, ты умираешь, — сказала Чарли.
— Я сплошное разочарование для женщин в моей жизни. — Расти почесал подбородок. Он тихонько дрыгал ногой под простыней, словно притопывая. — Я рад, что ни одна из вас не обратила на другую пращи и стрелы
[13].
— Не при тебе. — Чарли обошла кровать с другой стороны. Скрестила руки на груди. Она не стала брать его за руку. — Ты в порядке?
— Ну, — Расти, казалось, задумался, — меня ударили ножом. Или, на языке улиц, «пырнули».
— Удар, что он нанес, из всех ударов был самый злой
[14].
— Трижды в живот, единожды в ногу.
— Да что ты говоришь.
