Расти закашлялся, подавившись дымом.
— Чарли всегда была стайным животным, — сказал он. — Ей не надо быть лидером, но она должна быть в стае. Ее стаей был Бен.
— Почему она ему изменила?
— Пусть она сама тебе расскажет, это не мое дело.
Сэм не любила ходить по кругу в разговоре, хотя понимала, что Расти с удовольствием кружил бы так всю ночь. Она достала из сумочки свои заметки.
— Я тут выписала несколько направлений, по которым тебе стоит поработать. Похоже, Келли не была знакома с убитыми. Не знаю, к лучшему это или к худшему. — Для Сэм лично это было к худшему. Она так и не научилась беспристрастно воспринимать насилие против случайных людей. — Тебе придется установить последовательность и количество выпущенных пуль. С ними какая-то путаница.
Расти зачитал список:
— Беременность: знак вопроса. Отцовство: большой знак вопроса. Видео: одно у нас есть, спасибо сама знаешь кому, но посмотрим, как эта старая крыса, мистер Коин, выполнит приказ судьи. — Он постучал пальцем по листу. — Да, и правда, что Келли делала в средней школе? Случайный выбор жертв. — Он посмотрел на Сэм. — Ты уверена, что она их не знала?
Сэм покачала головой.
— Она мне сказала, что нет, но стоит проверить.
— Проверять — это мое любимое дело. — Он прочитал последнюю строчку списка: — Юдифь Пинкман. Я видел ее в новостях. «Подставь другую щеку» — неожиданный поворот для нее. — Он сложил лист вдвое и сунул в карман. — Когда судили Захарию Кулпеппера, она рвалась сама включить ток. Тогда еще казнили на электрическом стуле. Если помнишь, для всех, кто совершил преступление до мая 2000 года, сделали исключение.
Сэм читала о способах смертной казни во время учебы на юридическом факультете. Ей это казалось варварством до того момента, как она представила Захарию Кулпеппера, который писается на электрическом стуле в ожидании своих 1800 вольт — так же, как когда-то описалась Чарли.
— Она хотела, чтобы убийцу Гаммы казнили, — произнес Расти, — а теперь хочет, чтобы убийцу ее мужа помиловали.
Сэм пожала плечами.
— С возрастом люди становятся мягче. Некоторые, по крайней мере.
— Я сочту это за комплимент, — ответил Расти. — Что касается Юдифи Пинкман, скажу так: «Лучше иногда быть правым, чем всегда ошибаться»
[22].
Сэм решила, что самое время снова поднять вопрос о Чарли.
— Келли сказала мне, что Мейсон Гекльби засунул орудие убийства себе за пояс сзади. Я предполагаю, что он так и вышел из здания. Надо понять, зачем ему было так рисковать.
Расти не ответил. Он курил сигарету. Смотрел на парковку.
— Пап, он унес орудие убийства с места преступления. Он либо каким-то образом соучастник, либо идиот.
— Я же сказал, тупые разобьют тебе сердце.
— Быстро ты пришел к такому выводу.
— Правда?
Сэм не собиралась отгадывать его загадки. Расти, видимо, знает что-то и не планирует этим делиться.
— Тебе надо сообщить в полицию, что Мейсон забрал пистолет. Он второй важнейший свидетель обвинения после Юдифи Пинкман.
— Придумаю другой способ.
Сэм тряхнула головой.
— Что ты имеешь в виду?
— Я придумаю другой способ нейтрализовать Мейсона Гекльби. Не считаю нужным сажать человека в тюрьму за то, что он совершил идиотскую ошибку.
— Если исходить из этого, так половину тюрем надо распустить. — Сэм потерла глаза. Она слишком устала для этого разговора. — Ты руководствуешься чувством вины? Это какое-то покаяние? Не знаю, что движет твоим решением сделать Мейсону поблажку — лицемерие или мягкосердечие, — но, похоже, ты пытаешься защитить Чарли, ставя под угрозу свою подзащитную.
— Возможно, и то и другое, — признал Расти. — Саманта, я хочу сказать тебе очень важную вещь: в прощении есть смысл.
Сэм подумала о письмах в своей сумочке. Она не была уверена, что хочет знать, зачем убийца ее матери, который хотел изнасиловать ее сестру, который стоял рядом, когда Сэм стреляли в голову, пишет письма ее отцу. На самом деле она боялась, что Расти простил его и что она никогда не сможет простить отца за то, что он позволил Захарии Кулпепперу не испытывать муки совести.
— Ты когда-нибудь присутствовала при смертной казни? — спросил Расти.
— С какой стати мне посещать смертную казнь?
Расти затушил сигарету. Сунул бычок в карман. Протянул руку Сэм.
— Потрогай мой пульс. — Он заметил выражение ее лица. — Порадуй старика, прежде чем улетишь домой.
Сэм положила пальцы на внутреннюю сторону его сухого запястья. Сначала она не нащупала ничего, кроме широкой полосы его лучевого сгибателя. Она попробовала разные точки и наконец нашла устойчивое «тук-тук-тук» его пульсирующей вены.
— Есть.
— Когда человека казнят, — начал Расти, — зрители сидят в специальной комнате: впереди члены его семьи, пастор и журналист, а позади них ты, человек, который не смог это предотвратить.
Расти накрыл руку Сэм своей.
Кожа у него была грубая и сухая. Она поняла, что касается своего отца впервые за почти тридцать лет. Он продолжил:
— Они отодвигают занавеску, и вот он перед тобой, этот человек, это живое, дышащее существо. Чудовище ли он? Возможно, он совершил чудовищные поступки. Но сейчас он лежит, пристегнутый к кровати. Его руки, ноги и голова закреплены так, что он не может ни на кого взглянуть. Он смотрит в потолок из панелей, раскрашенных под голубое небо с белыми облаками. Как иллюстрация в детской книжке — возможно, их рисовал другой заключенный. И это последнее, что увидит этот осужденный.
Расти крепче прижал ее пальцы к своему запястью. Его пульс участился.
— И ты видишь, как его грудная клетка вздымается, потому что он пытается дышать ровнее. И тут ты чувствуешь это. — Он постучал по ее пальцам. — Тук-тук. Тук-тук. Ты чувствуешь, как кровь перекачивается по твоему телу. Ты ощущаешь, как воздух входит в твои легкие и выходит из них.
Сэм автоматически стала дышать в такт с отцом.
— Потом они предлагают ему сказать последнее слово, и он говорит что-то о прощении, или что он надеется, что его смерть принесет облегчение его семье, или что он не виновен, но его голос дрожит, потому что он понимает, что это конец. Красный телефон на стене не зазвонит. Он больше никогда не увидит свою мать. Никогда не обнимет своего ребенка. Это конец. Смерть рядом.
Сэм сжала губы. Она и сама не поняла, правда ли ее сердце забилось в унисон с пульсом Расти, или он просто, как обычно, заговорил ей зубы.
— Начальник кивком дает команду начинать. В комнате с осужденным находятся двое. Каждый из них нажимает свою кнопку запуска подачи препарата. Это делается для того, чтобы никто не знал, кто именно убил его. — Расти на несколько секунд замолчал, будто смотрел, как нажимают кнопки. — У тебя во рту появляется химический привкус, будто ты чувствуешь яд, который сейчас его убьет. Его мышцы напрягаются, а потом медленно и неотвратимо начинают расслабляться, и в конце концов он становится полностью — совершенно — недвижен. И тогда ты начинаешь чувствовать такую усталость, словно яд пошел и по твоим венам. Даже клюешь носом. И испытываешь почти облегчение, потому что ты так долго был в напряжении, все это время ожидания, а теперь считаные секунды — и конец. — Расти снова сделал паузу. — Твой пульс замедляется. Дыхание успокаивается.
