Уже 3 августа в ноте, адресованной французскому правительству, Хрущев изобличает противоречие между поддержкой права народов на самоопределение, которую Париж выражает в германском вопросе, и французской политикой в Алжире. Мы будем постоянно наблюдать, как Москва использует алжирский вопрос для подчеркивания «непоследовательности французской позиции»
104. 21 октября 1961 г. в пространной речи Хрущев заявил, что СССР признает ВПАР (Временное правительство Алжирской республики). Но, в отличие от множества других государств, которые признали ВПАР де-юре, СССР повел себя осторожно и ограничился его признанием де-факто. Генерал де Голль был возмущен этим ничуть не менее и вызвал посла Виноградова, чтобы сообщить ему, что, если СССР перейдет к признанию де-юре, ему придется за это ответить. Тем не менее на следующий же день после подписания Эвианских соглашений 18 марта 1962 г. Москва заявляет о юридическом признании ВПАР правительством алжирского государства
105. Франция реагирует немедленно. Советского посла вызывает Морис Кув де Мюрвиль, министр иностранных дел, чтобы напомнить ему, что Алжир остается под французским суверенитетом до объявления результатов предстоящего референдума, а значит, ВПАР не представляет никакого алжирского государства. Москва не меняет своего решения, и, как следствие, оба посла, Дежан и Виноградов, отзываются в столицы своих государств. Раздражение обеих сторон достигает крайней точки, но всего несколько дней спустя после отъезда из Парижа по распоряжению своего правительства в ответ на реакцию Франции Виноградов возвращается туда и демонстрирует желание работать над снижением напряженности.
Провозглашение независимости Алжира по итогам референдума 8 апреля кладет конец размолвке. Но она вспыхивает в других областях, по классическому вопросу о разоружении, куда включается и немецкий вопрос, затем на Кубе. Противоречие возникает по вопросу испытаний ядерного оружия. Принятое США, Великобританией и СССР в 1958 г. решение приостановить на один год высотные испытания и изучить возможность их запрета не помешало Франции, не участвующей в соглашении, проводить подобные испытания начиная с 1960 г. Выше мы видели, как хитро генерал де Голль объявил об этом Никите Хрущеву, принимая его в Париже. Франция подвергается, так и не прекращая испытаний, энергичным нападкам со стороны ООН. В марте 1962 г., в то время как переворачивается алжирская страница ее истории, Франция приглашена на всеобщую конференцию по разоружению, организованную Комитетом 18-ти, пользующимся твердой поддержкой Хрущева. Но де Голль отказывается в ней участвовать и объясняет причины своего отказа Хрущеву
106. Если, пишет генерал, он и поддерживает всякие переговоры, которые продвигают дело разоружения, прежде всего в сфере ядерной техники, то считает, что переговоры должны вестись между государствами, которые уже обладают ядерным оружием или находятся в процессе его освоения. Кроме того, утверждает он, остановка испытаний никоим образом не будет началом разоружения, поскольку запасы, имеющиеся у держав, уже обладающих ядерным оружием, не будут уничтожены. Вместо организации столь бесполезных переговоров он предлагает конкретные меры: уничтожение и запрет транспортных средств, пригодных для запуска бомб, в данном случае самолетов и ракет. Генерал де Голль также информирует своих партнеров, что со своей стороны намерен продолжать испытания, которые проводились до настоящего момента, тем более что Эвианские соглашения позволяют Франции осуществлять их в Сахаре. Москва все более критически относилась к французской позиции, приводя три аргумента. Прежде всего она обвиняла Париж в стремлении исключить из переговоров по разоружению малые и средние державы. Далее, французские испытания укрепляют Североатлантический договор и, как следствие, Германию, о которой никогда не забывают в Москве. Безусловно, та не может обладать ядерным оружием, но не даст ли со временем ось Париж–Бонн, которую после подписания Елисейского договора 1963 г. при каждом удобном случае критикуют в Москве, Германии надежду на возможность обойти этот запрет с помощью Франции? Наконец, использование территории Сахары для проведения ядерных испытаний открывает широкие возможности для воскрешения темы колониализма или, вернее, «французского неоколониализма».
Состояние франко-советских отношений, уже омраченных Берлинским кризисом, еще сильнее ухудшается из-за размолвки по вопросу разоружения. В Москве охотно напоминают, что сближение Парижа и Бонна содержит в себе возможности для тесного военного сотрудничества между двумя странами. И что их объединяет в их высказываниях определение угрозы, для противостояния которой и развивается их сотрудничество, то есть советского лагеря.
Карибский кризис
В Москве совсем не удивились позиции, занятой Францией в кризисе, который чуть не поставил под угрозу мир во всем мире в октябре 1962 г. на Кубе
107.
На первый взгляд, Франция не играет в нем никакой роди, и кризис вспыхивает в момент, когда франко-американские отношения находятся не в лучшей их фазе. В частности, одним из предметов разногласия между двумя странами является Лаос. А если брать глубже, генерала де Голля беспокоят одновременно возрастающее влияние США в Североатлантическом договоре, но также – и это во многом объясняет его стремление снабдить свою страну ядерным оружием – вывод, сделанный им из только что окончившегося Берлинского кризиса, что США совсем не готовы мобилизовать все свои силы, и прежде всего ядерные, чтобы защищать Европу. Концепция ограниченной войны (гибкого реагирования), которая уже просматривается на горизонте, убеждает генерала де Голля, что Европа может не быть приоритетом для США и что обладание собственными средствами сдерживания имеет решающее значение. Это заключение не способствовало улучшению качества отношений между Вашингтоном и Парижем.
Однако с начала Карибского кризиса США могли убедиться, что у Вашингтона нет более надежной поддержки, чем поддержка Франции. За месяц до этого президент Кеннеди сообщил де Голлю, что хотел бы обменяться с ним мнениями по поводу международной ситуации и приглашает его в Вашингтон в октябре или ноябре
108. Генерал отклонил приглашение. 24 октября вспыхивает кризис. Президент Кеннеди издает указ о военно-морской блокаде острова Куба, чтобы помешать любым попыткам поставить туда вооружения воздушным или морским путем. СССР, поддерживающий режим Фиделя Кастро, разместил на острове ракетные и авиабазы, представляющие собой прямую угрозу для Америки. Суда, направляющиеся на Кубу, будут, по решению США, потоплены, если не захотят подвергнуться контролю. Между тем 25 советских сухогрузов движутся к Кубе, и конфронтация между двумя сверхдержавами кажется неизбежной. Еще больше, чем в Берлине, мир во всем мире поставлен на карту. В обычной ситуации решения американцев не могли приниматься без консультаций с союзниками. Генерал де Голль не колеблется, с самого начала он заверяет президента США в своей полной поддержке, несмотря на то что Куба пользовалась у значительной части французского общественного мнения положительной репутацией, поддерживаемой КПФ. Эта поддержка подтверждается 24 октября в коммюнике Совета министров, говорящем о «понимании со стороны Франции» и гласящем, что «взаимные обязательства Североатлантического договора являются и останутся основой политики Франции». В ходе дебатов в Совете Безопасности 23 и 24 октября Франция подтверждает свою поддержку США, что ставит ее в оппозицию к странам «третьего мира», в данном случае находящимся под влиянием Алжира и СССР. Твердости генерала де Голля, прямоте и непосредственности его поддержки в западном лагере не было эквивалента. Примечательно, что Макмиллан, имеющий склонность к выжиданию, требует доказательств советской провокации, прежде чем занять определенную позицию, в то время как де Голль с самого начала отвергает эту идею. Он без колебаний заявил, что в случае войны Франция поддержит своего американского союзника
109.
