Получилось, что несколько десятков иностранных журналистов стали непосредственными свидетелями второй волны насилия. Жаждущие мести ханьцы собрались в банды и отправились громить уйгурские кварталы. Оказавшийся в тот момент в городе сотрудник американского посольства видел, как ханьцы с палками в руках группами по десять и более человек идут к уйгурскому району, а полиция и войска даже не делают попыток их остановить343. «Уйгуры пришли к нам и стали все крушить, а теперь мы идем к ним, чтобы дать сдачи», – поделился один из нападавших с журналистами344. Несмотря на то что в городе стояли целые полки, никакого сопротивления толпе они не оказали. Нападавшие беспрепятственно громили дома и магазины уйгуров.
Представители уйгурской диаспоры за рубежом утверждают, что жертв в ходе второй волны насилия было много. Другие очевидцы с ними не соглашаются345.
В конце концов для разгона толпы полиция применила слезоточивый газ и световые гранаты, но почти никого не арестовала. На этом волна насилия пошла на спад, но последствия только начинали сказываться.
* * *
И до отключения интернета в 2009 году все уйгурские сайты находились под строгим надзором властей.
Один из первых популярных уйгурских сайтов Makanim.com появился в 1998 году, но закрылся по требованию Бюро национальной безопасности после того, как на его гостевой доске стали появляться посты с призывами к независимости Восточного Туркестана346. После этого администраторы сайтов быстро научились ходить по струнке во всем, что касается политики, и подвергать цензуре свой контент, чтобы избежать закрытия сайтов. В 2005 году Дильшат Перхат, студент Синьцзянского университета, открыл сайт Diyarim.com. С помощью только что появившихся технологий стало возможно отображать уйгурский алфавит, и сайт стал одним из самых популярных в уйгурском интернете, но и там действовала жесткая самоцензура. При регистрации Дильшат подписал обязательство не допускать публикации сообщений, подрывающих порядок в стране и единство родины.
Для многих молодых уйгуров, выросших в обстановке маргинализации и постоянного наблюдения, даже урезанная свобода в интернете имела поистине революционное значение, особенно в том, что касалось национального самосознания. К этой ситуации применимы слова социолога Массерат Амир-Эбрахими о строгой системе контроля над интернетом в ее родном Иране: «В демократических обществах киберпространство зачастую воспринимается как альтернативное пространство информации, параллельное общественным пространствам и институтам или дополняющее их. В странах, где общественные пространства регулируются традиционалистскими или авторитарными силами, интернет стал способом противостоять таким ограничениям»347.
В обществе, которое становится все более китайским (при этом ханьским китайским), где уйгурский алфавит встречается разве что на плохо переведенных дорожных указателях348, интернет являлся пространством для актуализации отдельной уйгурской идентичности. Что еще важнее, особенно для Ильхама Тохти и его единомышленников, интернет давал возможность для диалога и взаимопонимания между многочисленными народами Китая, был площадкой для обсуждения проблем уйгурского общества и нахождения новых путей их решения, которые не влекли бы за собой новые репрессии или уже знакомые призывы к отделению.
Когда в конце июня 2009 года в интернет просочились новости о шаогуаньском инциденте, администраторы наиболее популярных сайтов не сразу поняли, как им быть. Даже на полузакрытых каналах государственных СМИ информации было столько, чтобы Урумчи гудел от слухов и пересудов. Об этом рассказывают исследователи Рэйчел Харрис и Азиз Иса, бывшие тогда в городе. Видеозаписи беспорядков на фабрике «Сюйжи» моментально обошли все уйгурское сообщество, что свидетельствовало о том, насколько быстро и эффективно новые медиа заполняют нишу, которую намеренно обходят государственные СМИ349.
Крупнейший и самый популярный портал уйгурского интернета Diyarim сменил фон на черный с белым в знак траура по уйгурам, погибшим во время беспорядков. Впоследствии это будет использовано в суде против администратора сайта. Его приговорят к пяти годам лишения свободы за то, что он якобы представлял угрозу государственной безопасности. Форум Diyarim заполнили сообщения о шаогуаньском инциденте.
Через некоторое время пользователи стали массово возмущаться бездействием властей, а потом и требовать проведения акций протеста. Администраторы прекрасно понимали: любые призывы к массовым собраниям выходят далеко за рамки допустимого, и удаляли все, что попадалось им на глаза, но кое-что от них все равно ускользало.
«Если модератор не пропускает сообщение, я все равно буду его постить», – написал тогда один из пользователей сайта. Тем не менее не все были настроены агрессивно. На сайте «Уйгур Онлайн» мимо цензоров прошел пост на китайском языке. Автор не только призывал к расследованию шаогуаньского инцидента, но и выражал надежду, что это может стать возможностью для улучшения межнациональных отношений. «Я считаю, что, если мы сделаем все от нас зависящее, под руководством правительства этот вопрос будет решен», – говорилось далее в посте350. Правительство действительно нашло решение после волнений в Урумчи, но совсем не такое, на которое надеялся этот анонимный автор.
Через несколько дней после погромов в Урумчи и отключения интернета по всему Синьцзяну государственные средства массовой информации вроде бы начали признавать, что непосредственным поводом к началу волнений послужил шаогуаньский инцидент. 8 июля на сайте «Синьхуа» появилась статья под заголовком «Погромы в Синьцзяне были вызваны непроизвольным вскриком». Побоище на фабрике «Сюйжи» в ней списывалось на обычную драку молодых мужчин, тем не менее связь между этими событиями и волнениями в Урумчи прослеживалась.
Такая интерпретация событий скоро попала под запрет: если считать шаогуаньский инцидент главной причиной волнений в Урумчи, то придется признать, что уйгуры в Китае подвергаются дискриминации и притеснениям. В другом месте еще можно было говорить, что не все так однозначно, но только не в Синьцзяне, где всюду пытаются разглядеть сепаратизм и терроризм. Здесь невозможно было и предположить, что погромы, пусть даже частично, – следствие политики партии. Администрация региона мгновенно отрапортовала: истинные виновники погромов известны – это преступные элементы внутри страны, действовавшие по указке из-за рубежа. Секретарь обкома Ван Лэцюань пошел дальше, возложив всю ответственность на конкретную организацию и конкретного человека, Рабию Кадир. По словам Вана, погромы преподали нации суровый и кровавый урок и раскрыли ей глаза на жестокую террористическую сущность Всемирного уйгурского конгресса (ВУК).
Когда-то Рабия Кадир была самой богатой женщиной в Китае и регулярно появлялась на государственных телеканалах. Потом в ее жизни случился тот же поворот, что и у Ильхама Тохти. В деятельности на благо своего народа она перешла невидимую черту и настроила партию против себя. Ей пришлось покинуть страну.
Когда начались погромы, в Синьцзяне о Рабии почти никто не знал: из страны она уехала в 2005 году, а все упоминания о ней и ВУК, активистской организации со штаб-квартирой в Вашингтоне, подвергались строгой цензуре. Маловероятно, что она вообще могла координировать хоть чьи-то действия в Синьцзяне351. После слов Вана Рабия действительно приобрела влияние, которое он ей приписывал. В ответной статье Кадир писала, что многим реплика Вана еще раз доказала: китайские чиновники не заинтересованы в соблюдении законности, когда дело касается уйгуров352.
