Атака на GitHub, описанная в самом начале этой книги, стала переломным моментом. Именно тогда архитекторы Великого файрвола обратили взоры на внешний мир: они не желали мириться с угрозами своему господству, откуда бы эти угрозы ни поступали. Эта атака была больше похожа на традиционную контрразведывательную операцию. Инструменты, на которые она была нацелена, люди использовали для обхода китайских законов и бросали вызов китайским властям в сфере контроля над внутренним интернетом. Атака на GitHub вызвала, конечно, беспокойство, но она была не хуже прочих шагов, предпринимаемых государствами во имя безопасности, и выглядела менее вопиющей и незаконной, чем ряд других мер, в том числе со стороны демократических правительств и самопровозглашенных защитников свободного интернета. После атаки на GitHub сформировалась гораздо более тревожная тенденция – экспорт китайской интернет-цензуры. Технологии, стоящие за Великим файрволом, уже используют Россия и другие союзники Китая, а страны Африки, Южной Америки и Азии внедряют контроль над интернетом по образцу китайского. Пространство для критики китайских властей было небольшим в самом Китае, стало сужаться и за рубежом. Пекин нападает на любого, кто не согласен с его территориальными амбициями или гегемонией компартии.
В заявлении по поводу требований Управления гражданской авиации Китая Белый дом обещал противостоять попыткам Китая навязать свою цензуру и политкорректность американцам и остальному свободному миру788. Но, как показано в этой книге, чаще всего США поощряют цензуру в интернете, контроль над соцсетями и другими платформами. Когда интернет превращается в поле битвы имперских держав, всех, кто на стороне Вашингтона, рассматривают как его агентов, а их честность и способность самостоятельно действовать за рубежом оказываются под вопросом.
Это было заметно в ходе «арабской весны», «Зеленой революции» в Иране, во время протестов в России и Китае. Тогда и консерваторы, и либералы в США неуклюже пытались представить онлайн-революционеров своими и тем самым делали их потенциальными агентами ЦРУ в глазах людей, которых они пытались склонить на свою сторону.
Я наблюдал то же самое в Гонконге – вдали от цензуры. Там продемократические группы, отчаянно нуждающиеся в финансировании и легитимизации, обращаются к политикам, которые критикуют Китай, и делают так в первую очередь из-за идеологической ненависти к социализму. Это позволяет им найти поддержку в США, но зачастую вредит им на родине, помогает Пекину представить оппозицию в Гонконге как продукт иностранного вмешательства. Кто активно поддерживает диссидентов за рубежом, гораздо менее терпим к подобным явлениям внутри своей страны.
Паника из-за так называемых фейковых новостей, обвинения России во вмешательстве в американскую политику, жалобы на телекомпанию RT и другие российские государственные СМИ, критикующие внутреннюю и внешнюю политику США – это зеркальное отражение того, с чем сталкиваются радиостанции «Свободная Азия» и «Голос Америки», когда подробно освещают деятельность китайских и российских диссидентов и берут у них интервью.
Лицемерие – не редкость для политики, но нигде оно не проявляется так ярко, как в действиях технологических компаний, которые стали главными бенефициарами последнего интернет-пузыря.
На удручающе скучной технической конференции в Шанхае в 2015 году я сидел в сверкающем бальном зале и слушал, как топ-менеджер Twitter пытается представить эту платформу китайским бизнесменам. Он хвастался ее глобальным охватом, притом что Великий файрвол не давал никому из присутствующих в аудитории воспользоваться приложением. В следующем году в Twitter наняли первого в истории управляющего директора по Китаю – Кэти Чэнь, бывшую сотрудницу НОАК и Министерства общественной безопасности Китая. После назначения Чэнь первым делом обратилась к китайским государственным СМИ: «Давайте работать сообща, чтобы поведать миру историю великого Китая!»789 Чэнь покинула компанию спустя восемь месяцев – после того, как попытки Twitter добиться хоть какого-нибудь прогресса провалились. Компания перевела китайскую команду по продаже рекламы в Сингапур790.
В попытках добиться расположения Пекина самым беззастенчивым стал Facebook. Марк Цукерберг позировал на фоне пекинского смога, раздавал сотрудникам экземпляры книги Си Цзиньпина «Об управлении Китаем» и даже якобы просил Си дать имя своему первому ребенку (Си отказался). По данным New York Times, Facebook разработала секретный инструмент для сокрытия публикаций в новостных лентах пользователей. Это было сделано, чтобы помочь компании попасть в Китай791. На просьбу прокомментировать эту новость в Facebook ответили так: «Мы давно говорим, что заинтересованы в Китае, уделяем время изучению этой страны и пытаемся лучше ее понять».
Цукерберг пытался найти компромисс, который позволил бы китайским цензорам фильтровать контент на Facebook, а компании – получить доступ к не охваченному ею крупному рынку. Попытки провалились из-за причуд внутренней политики Компартии Китая. В начале 2018 года Лу Вэй, бывший интернет-царь и главный цензор, с которым Цукерберг и другие лидеры американских ИТ-компаний поддерживали особенно тесные отношения, был исключен из партии и изобличен в государственных СМИ. Лу обвинили в коррупции, сексуальном насилии, создании клики и присвоении денег. Китайское антикоррупционное ведомство заявило: Лу комментировал политику центрального правительства с предвзятостью и передергиваниями, препятствовал его расследованиям, с необузданными амбициями использовал госсобственность в личных целях и делал все возможное для прославления себя792.
Падение Лу было только началом проблем для Facebook. Выяснилось, что политическая консалтинговая фирма Cambridge Analytica собирала данные миллионов пользователей соцсети. Этому способствовала слабая защита конфиденциальности на платформе Facebook793. Скандал развернулся на фоне постоянных опасений из-за фейковых новостей: наиболее активно их читали и распространяли пользователи Facebook. Это заметно подпортило репутацию компании, подорвало доверие пользователей к ИТ-гигантам и отбило желание их защищать.
Скептицизм в отношении технологических магнатов можно только приветствовать. Вновь и вновь компании из Кремниевой долины подтверждают, что им нельзя доверять: они не готовы ставить права и конфиденциальность пользователей выше прибыли. Еще в 2013 году благодаря разоблачениям Сноудена стало понятно, как много фирм охотно передают пользовательские данные Агентству национальной безопасности США и другим государственным спецслужбам. Шифрование и более надежную защиту конфиденциальности ввели лишь тогда, когда испугались массового бегства пользователей на другие платформы. Читатель теперь знает: мало кто из крупных компаний может похвастаться хорошим послужным списком в отношениях с Китаем и другими врагами открытого интернета несмотря на риторику в защиту свободы. И даже если они показывают зубы – например, когда Google и другие технологические гиганты сопротивлялись попыткам Китая усилить надзор за интернетом со стороны ООН, – делают это в основном ради защиты собственных доходов, а не пользователей.
Истоки такого подхода следует искать в либертарианской этике. Ею вдохновлялись многие создатели интернета. Лозунг «Информация хочет быть свободной» всегда больше относился к свободе компаний зарабатывать деньги, чем к возможности для пользователей делиться информацией без страха и ограничений.
