Киев, 10 июня
5-го числа приехал ко мне Кругликов с женой и сестрой Надеждой.
7-го числа был смотр всем войскам, здесь находящимся. Фельдмаршал выехал верхом и объехал обе линии, но чрезвычайно ослаб и едва усидел на лошади. Величественное зрелище почти столетнего старца
[15], объезжающего войска, в коих формирование полков даже моложе его. Его, подобно священной хоругви, провезли шагом мимо полков, принявших его с криком «Ура!». После того он пропустил все войска мимо себя церемониальным маршем, а сам стоял поддерживаемый с обеих сторон. Он благодарил каждый батальон особо и остался очень доволен смотром, что и велел объявить в приказе по армии. Я полагал, что он ослабнет от сего усилия, но напротив сего вид войск возобновил в нем воспоминание прежних годов, и он как бы ожил после смотра, и сам хвалится, что чувствует себя сильнее и здоровее.
Киев, 11-го июня
Дня четыре тому приехал к нам фельдъегерь с повелением, дабы части войска, коим назначены лагерные сборы, позже собирались и позже в оных оставались, дабы государь, имеющий возвращаться из Калиша через расположение 1-й армии в октябре месяце, мог бы видеть их. Фельдъегерь сей соскочил прямо у штаба, откуда и препровожден ко мне. По раскрытии привезенных им бумаг я спросил его, не имеет ли он чего к Левашову. Он мне показал один куверт, с коим я его и отправил к Левашову, приказав по отданию тотчас явиться к фельдмаршалу, что он и исполнил. Фельдмаршал с ним поговорил, а я после того отпустил его отдыхать. На другой день Кругликов обедал у Левашова, который хвалился ему, что к нему приехал фельдъегерь, коего он отправил к фельдмаршалу для отдачи привезенных им бумаг и передал его для отправления в Петербург уже в совершенное распоряжение наше…
13-го, в 10 часов вечера, жена разрешилась от бремени девочкой, которую назвали, по имени святой того дня, Антониной; но ребенок родился почти мертвый, и его с трудом привели в чувство. С тех пор здоровье жены моей поправляется, но ребенок слаб и мало подает надежды к жизни.
17-го. Назначив день к отъезду моему в Петербург, 20-го числа, я доложил о том фельдмаршалу.
– Да, – сказал он, – поезжай; твое присутствие там нужно. – После того, вздохнув, он прибавил: – Ты меня оставляешь в минуту, когда один Бог только может рассудить меня.
Я успокоил его, сколько мог, на счет дела с Левашовым, и представил все случившееся, как неизбежное от обстоятельств, что и он в том же виде принимает. Потом я сказал ему слышанное мною недавно, что проезжавший здесь обер-шталмейстер Опочинин излагал мнение свое одному из знакомых своих, что следовало бы прежде, во исполнение воли государя, арестовать Карпова и уже после объяснить обстоятельства.
– Как, – возразил фельдмаршал, – я так давно и верно служу государю и попущу, чтобы по ложному донесению ввели государя в несправедливый поступок? Никогда я не сделаю этого. Пущай со мной будет, что ему угодно. Теперь прикажут, то арестую Карпова; но по совести и преданности моей к государю я не мог сие сделать.
Я взял у него ящик с бриллиантовой шпагой, карабином и пистолетами, поднесенными ему жителями Парижа в 1814 году в знак благодарности, когда он там был военным губернатором. Он отправляет ныне вещи сии при письме к государю, которое он написал своеручно, прося его отдать их для хранения в Московский арсенал в память доброго поведения воинов в столице французов и находя, что памятник сей принадлежит не лицу, а государству. Письмо сие было у него вчерне написано уже семь лет тому назад; он забыл его тогда отправить, а ныне нашел черновое в бумагах своих нечаянно.
Князь приказал мне остановить на дороге адъютанта его Рудзевича, посланного с письмом к государю, если его встречу.
– Ты знаешь, – говорил он, – что я ничего от тебя не скрывал; распечатай, если будет, что ко мне и в собственные руки; ты все должен знать.
Третьего дня послал он ко мне Карпова сказать, что я обо всех заботился, а сам себя не представил, и чтобы я написал о себе, что мне нужно будет, от него к государю. Я пошел к князю и сказал ему, что мне ничего не нужно, что я доволен его расположением, и не для того говорю сие, дабы более ценить собою, но потому, что я так чувствую.
– Все-таки я не знаю, что тебе приятно; скажи и напиши.
– Мне очередной орден Белого орла, – сказал я.
– Ну что тебе в этом?
– Состояния никакого не имею, но получаю достаточно, чтобы жить вне столицы, и решительно ничего не желаю. Буду с удовольствием продолжать службу, если получу назначение приятное, но оставлю ее в противном случае.
– Так напиши письмо к государю, – сказал князь, – в котором скажи, что я тобой доволен и поручаю тебя в милостивое распоряжение его. Это всего лучше будет, я думаю.
Я благодарил его и велел написать сие письмо.
Киев, 19 июня
18-го поутру фельдмаршал был нездоров, однако же, принял доклад и жаловался все на Левашова.
После обеда возвратился из Петербурга адъютант Рудзевич и привез письмо от государя к фельдмаршалу и рапорт от военного министра к нему в собственные руки. Тут же были доставлены рапорт от графа Чернышева о назначении Карпова бригадным командиром с тем, чтобы он оставался здесь до возвращения моего из Петербурга, и высочайший приказ о назначении вместо Левашова военным губернатором в Киев генерал-лейтенанта Гурьева. У Рудзевича было два пакета к Левашову, которые я велел ему доставить. Фельдмаршал спал, а потому я и не беспокоил его; когда же он проснулся, я пошел к нему и объявил о смещении Левашова. Он сие принял хладнокровно. Потом я показал ему письмо государя, которое он приказал мне распечатать и прочесть. Оно было следующего содержания:
«C’est avec une bien pénible surprise, mon cher maréchal, que j’ai lu votre lettre en date du 2 de ce mois. L’impression que son contenu a produit sur moi vous sera expliquée par la demission immédiate que j’ai donnée au général Levacheff de ses fouctions du gouverneur-général.
Ayant ainsi satisfait, comme je le ferai toujours, ŕ la base de tout ordre, ŕ la discipline, souffrez, cher maréchal, que je vous fasse quelques observations.
Je dois croire aux expressions de votre lettre, et cependant j’ai peine ŕ comprendre, comment vous avez pu prendre sur vous de me laisser ignorer les griefs multipliés que vous avez eu contre le général Levacheff. En ne les portant pas a ma connaissance en son temps, vous avez vous-męme, mon cher maréchal, porté atteinte ŕ ce qui vous est du, non seulement comme individu, mais au poste que vous remplissez. Par la męme vous m’avez mis dans le cas de sévir ŕ tort contre le général Karpoff, tandis que, d’aprčs votre assurance, ce général se trouve avoir été completement étranger ŕ cette malheureuse affaire.
