– То-то он удивится, когда узнает настоящее! – сказал государь. – Я сам не могу полагать, чтоб оно было так ужасно, как он пишет, и не понимаю, почему господин Воронцов принимает вещи в таком виде и пишет о них. Не менее того офицера надобно будет отдать под суд. Если и половина того, что Воронцов пишет справедливо, так и того много: нельзя допускать нашего брата военного до самоуправия, и Лавров не должен был ни в каком случае мужиков бить (слова Александра Мордвинова, переданные Бенкендорфу). Да кто это все заводит? – спросил государь.
– Я знаю, ваше величество, что о сем писал Казначеев графу Воронцову и писал в том виде, как представлено.
– Так я и сам думал, что он тут мутит; но его уже больше нет, уж это кончено. Итак, прощай, любезный Муравьев; желаю тебе счастья, как в семейных делах, так и в служебных.
Я воспользовался сим случаем, чтоб благодарить государя за утверждение представления моего и всего, о чем ходатайствовал; ибо нет ни одного предмета, по коему бы я не получил полного удовлетворения в течение кратковременного моего пребывания в Петербурге.
На сих днях я также виделся с князем Меншиковым, который всячески избегал разговора о севастопольских происшествиях; но я сам завел о сем речь и высказал все, что мне было нужно.
Он обвинял своих в воровстве и ссылался на подобное происшествие в Петербурге в Новой Голландии, откуда вывезено было среди дня несколько повозок железа и меди, которые продали на рынке.
На днях возвратился также из Севастополя фон Моллер, кончивший следствие. Его по приезде немедленно потребовали к Бенкендорфу и представили государю для того, вероятно, чтоб он не успел ни с кем видеться. Он был у меня по выходе от государя, коему доложил о ходе всего дела в настоящем виде, и кажется, что происшествие сие, столь дурно начавшееся для нас, обрушится единственно на морском ведомстве.
Могилев, 5-го марта
3-го марта я возвратился сюда. По пути заезжал я в Киев и виделся с фельдмаршалом Сакеном, который по старости уже совсем упал, как в физическом, так и в моральном отношениях, но сохранил те же чувства расположения и доверенности ко мне, которые он прежде имел. Для окружающих его он стал несносен, сердит и своенравен до крайности.
Могилев, 13 апреля
12 числа в 2 часа без 10 минут пополуночи жена благополучно родила дочь, которую назвали Александрой. Ребенок силен и здоров.
Манзыр
[64], в Бессарабии, 23-го мая
13-го мая я выехал из Могилева и, проезжая через Бельцы, Калараш, Кишинев и Бендеры, смотрел по пути находившиеся войска моего корпуса. Желая видеть старую Измаильскую дорогу, я поехал от Бендер в имение графини Эдлинг Манзыр, где оставил семейство, продолжал путь свой, приехал 19-го в Измаил, и в тот же день, переехав через противолежащий остров, остановился ночевать на одном из караульных строений пограничной стражи, занимающей ныне левый берег Сулинского рукава Дуная по случаю чумной заразы, существующей в Турции. Я ночевал на кордоне № 7 против турецкого города Тульчи
[65], лежащего на противоположном берегу. Левый берег низмен и болотист, правый же горист, населен и красив. Когда же я отплыл на другой день из 7-го номера вниз по Дунаю, то вскоре открылся у нас в правой руке остров, разделяющей Сулинский рукав от Георгиевского. Местоположение на сем острове такое плоское и болотистое, как и нашего острова.
Я плыл с утра до самого вечера до Сулина
[66] по течению и, проплыв 80 верст, встречал много иностранных купеческих судов и австрийский пароход, поднимающийся от устья вверх. Судам сим запрещено приставать к нашему берегу по случаю чумы; но они пристают насильно, и постам, занимающим сии линии, приказано строго беречься от чумы и вместе с тем остерегаться, дабы не сделать проходящим судам оскорбления. Я объезжал посты сии, занимаемые отчасти людьми Волынского полка вместе с казаками.
В Сулине, при устьях Дуная, имеется только несколько карантинных строений, и на турецком берегу построено несколько магазинов, принадлежащих частным людям; со временем, может быть, построится тут городок. Место сие занимательно по спорам, происшедшим между нами и англичанами, оспаривающими у нас занятие Сулина, на которое мы имеем право по Адрианопольскому трактату. Суда иностранные опрашиваются нашей брандвахтой, и опрос сей, по последним распоряжениям правительства, не должен продолжаться более четверти часа; но иностранные суда часто не повинуются и проходят, не отдавая никакого отчета. Предмет сей когда-нибудь послужит поводом к спорам, а может быть и другим последствиям, ибо ныне направляется через Сулинское гирло новый торговый путь, проложенный англичанами и австрийцами. Турки, кажется, всегда равнодушны к распрям европейцев, в их почти границах происходящим.
Из Сулина поехал я ночью на тележке в штаб-квартиру казачьего Буторова полка. Меня провожал полковник, и я ночевал у него на левом уже берегу северного рукава Дуная, называемого Кимикуш.
Во всех местах Дуная, заросших повсюду камышом, воздух наполнен комарами, от коих нельзя иметь никакого покоя: это совершенная туча, которую разгоняет только ветер, и войска, содержащие на кордонах караулы, много от того страждут.
21-го я приехал в Килию, где продолжал смотры, оттуда прибыл ночевать в болгарскую колонию Эни-Кёв, а 22-го возвратился сюда. На пути сем еще замечательны немецкие и болгарские колонии по благосостоянию их.
Пароход «Метеор»
[67], 31-го мая
23-го я дневал в имении графини Эдлинг и занимался рассмотрением некоторых дел, которых не успел кончить перед отъездом моим из Могилева. 24-го я приехал в Аккерман, где принужден был ждать 25-го, по случаю стоявшей целый день сильной погоды, препятствовавшей переправе через Днестровский лиман. 26-го я приехал в Одессу, где был принят с почестями, которых не видел в прошедший проезд мой через сей город. Граф Воронцов уехал за два дня в Петербург для объяснения с государем по случаю увольнения губернатора крымского Казначеева, без его представления, и по случаю разных неудовольствий, им полученных вследствие разных беспорядков, доведенных до сведения государя графом Виттом. Все сие произвело большую тревогу в Одессе; ибо неудовольствия сии возвещали служащим при графе Воронцове какую-нибудь большую перемену, которая могла иметь влияние на всю их службу, коей преимуществами они пользуются, не неся никаких обязанностей.
29-го я приехал в Николаев. Происходивших с адмиралом неудовольствий не оставалось более следов, и я, следуя приказаниям государя, встретил его дружески и даже остановился у него в доме.
