2. Декларация как вторжение: Отсутствие прецедентов оставило нас обезоруженными и завороженными. Тем временем Google научился искусству вторжения с помощью деклараций, беря то, что хотел, и называя это своим. Корпорация заявила о своих правах действовать без нашего ведома, забирать себе наш опыт и преобразовывать его в данные, считать своей собственностью и принимать решения относительно использования этих данных, разрабатывать стратегии и тактики, которые держат нас в неведении относительно ее деятельности, и настаивать на условиях беззакония, необходимых для этих операций. Эти декларации институционализировали надзорный капитализм как рыночную форму.
3. Исторический контекст: надзорный капитализм нашел убежище в неолиберальном духе времени, который приравнивал государственное регулирование бизнеса к тирании. Эта «паранойя» благоприятствовала режимам самоуправления, которые не накладывали значительных ограничений на корпоративную практику. Параллельно с этим «война с террором» переключила внимание правительства с законодательства о конфиденциальности на неотложную потребность в быстро развивающихся возможностях и технологиях Google и других надзорных капиталистов, находящихся на подъеме. Это «избирательное сродство» породило тенденцию к надзорной чрезвычайщине, которая дала новой рыночной форме дополнительную защиту от критического внимания и подпитывала ее развитие.
4. Линии укреплений: Google агрессивно защищал свои операции, показав их полезность в избирательном процессе, наладив прочные отношения с избранными и назначенными должностными лицами, поддерживая взаимообмен сотрудниками между Вашингтоном и Кремниевой долиной, не жалея средств на лоббирование и ведя постоянную кампанию «мягкой силы», нацеленную на всепроникающее культурное влияние.
5. Цикл изъятия: Сначала в Google, а затем в Facebook и других фирмах, лидеры надзорного капитализма осваивали ритмы и этапы изъятия. Дерзкие набеги продолжаются до тех пор, пока не встречают сопротивление, за чем следует целый ряд тактических приемов – от сложных операций в сфере связей с общественностью до юридического отпора, – каждый из которых призван выиграть время для постепенного приучения к некогда вопиющим фактам. Для третьего этапа характерны публичные демонстрации способности к адаптации и даже к отступлению, в то время как на заключительном этапе ресурсы перенаправляются на достижение тех же целей, замаскированных новой риторикой и тактикой.
6. Зависимость: Бесплатные сервисы Google, Facebook и других взывают к скрытым потребностям людей второго модерна, которые ищут ресурсы для эффективной жизни во все более враждебной институциональной среде. Однажды распробовав этот соблазнительный плод, трудно остановиться. По мере того как надзорный капитализм распространился по интернету, средства социального участия становится все труднее отличить от средств изменения поведения. Эксплуатация потребностей второго модерна, которая изначально способствовала возникновению надзорного капитализма, в конечном итоге распространилась почти на все каналы социального участия. Большинству людей трудно отказаться от подобных услуг, и многие усомнились, возможно ли это в принципе.
7. Корыстный интерес: Новые рынки будущего поведения порождают сети попутчиков, партнеров, сотрудников и клиентов, доходы которых зависят от императива прогнозирования. Институциональные факты множатся. Владелец пиццерии на карте Pokémon Go, торговец, который усеивает свой магазин маячками, и страховые компании, борющиеся за поведенческие данные, – все участвуют в гонке за гарантированными исходами и надзорными доходами.
8. Вовлеченность: Многим людям кажется, что если тебя нет в Facebook, то тебя не существует. В Pokémon Go люди бросились играть по всему миру. Когда сфера надзорного капитализма привлекает к себе столько энергии, успеха и капитала, то оставаться за ее бортом, а тем более противостоять ей, может показаться одинокой и рискованной затеей.
9. Идентификация: Надзорные капиталисты агрессивно преподносят себя как героических предпринимателей. Многие люди восхищаются финансовым успехом и популярностью надзорных капиталистов, отождествляют себя с ним и считают образом для подражания.
10. Авторитет: Многие также рассматривают эти корпорации и их лидеров как авторитетные источники информации о будущем – гениев, которые видят дальше всех нас. Легко стать жертвой естественной логической ошибки, рассуждая, что, поскольку компании успешны, они также должны быть правы. В результате многие из нас с уважением относятся к экспертному статусу этих лидеров и стремятся участвовать в инновациях, предвещающих будущее.
11. Социальное убеждение: Как мы уже неоднократно видели, существует бесконечное разнообразие ловких риторических приемов, направленных на то, чтобы убедить людей в оправданности чудес, связанных с надзорно-капиталистическими инновациями: таргетированной рекламы, персонализации, цифровых помощников. Помимо этого, экономия за счет действия намеренно устроена так, чтобы убедить нас следовать друг другу в предписанном образе действий.
12. Отсутствие альтернатив: «Безальтернативная диктатура» цветет здесь пышным цветом. Мы видели, что цикл реинвестирования поведенческой стоимости становится все большей редкостью. На смену «Осведомленному дому» пришел Google Home. Надзорный капитализм распространился по всему интернету, и необходимость в экономии на охвате и действии вытолкнула его в реальный мир. От приложений к устройствам и к Единому Голосу – путь к бегству находить все труднее, не говоря уже о подлинных альтернативах.
13. Риторика неизбежности: Троянский конь в виде компьютерного посредничества – устройства, приложения, доступ в интернет – выходит на сцену вместе с непрерывным потоком риторики неизбежности, успешно отвлекая нас от скрытого в нем, задуманного и воплощенного в жизнь конкретными людьми, исторически случайного надзорного капитализма. Институционализация ширится и помогает стабилизировать эти новые практики. Мы беспомощно самоустраняемся.
14. Идеология человеческой слабости: В дополнение к идеологии неизбежности, надзорный капитализм с готовностью взял на вооружение проповедуемую поведенческой экономикой идеологию человеческой слабости – мировоззрение, которое представляет человеческое мышление прискорбно иррациональным и не способным замечать свои регулярные ошибки. Надзорные капиталисты используют эту идеологию для легитимации своих средств изменения поведения – подстройки, понуждения и обусловливания отдельных лиц и целых групп способами, призванными остаться незамеченными.
15. Неведение: Оно остается одним из очевидных объяснений. Надзорные капиталисты доминируют в аномальном разделении знания, в рамках которого они знают то, чего мы знать не можем, в то же время имея веские причины скрывать свои намерения и практики, действуя тайно, за кулисами. Невозможно понять то, что было создано втайне и изначально задумано как нечто невразумительное. Эти системы предназначены для того, чтобы заманить нас в ловушку, пользуясь нашими уязвимостями, порожденными асимметричным разделением знания и усиленными нехваткой у нас времени, ресурсов и поддержки.
