Глава 14
Утопия определенности
Года ко всем щедры, все в жизнь свою
От них себе в подарок взяли что-то:
Пчела – устройство общества и соты,
Форель – форелий хвост и чешую.
И всем успех давался в первый раз…
У. Х. Оден, Сонеты из Китая, I
[1021] I. Общество как Другой
Хотя он и не дал ей никакого имени, пророк повсеместной компьютеризации Марк Уайзер предвидел необъятность инструментарной власти как тотального общественного проекта. Из его слов ясно, что он понимал и полную его беспрецедентность, и то, насколько опасно было бы спутать его с чем-то происходившим прежде: «сотни компьютеров в каждой комнате, способных воспринимать находящихся рядом с ними людей и связанных высокоскоростными сетями, имеют такой потенциал, что тоталитаризм, который мы знали до сих пор, покажется чистейшей анархией»
[1022]. На деле все эти компьютеры не ведут к цифровому гипертоталитаризму. Они, как, я думаю, чувствовал и Уайзер, создают фундамент для беспрецедентной власти, которая может изменить общество беспрецедентным образом. Если по сравнению с инструментарной властью тоталитаризм может казаться анархией, то что она может нам готовить?
Семь десятилетий назад протоинструментарная бихевиористская утопия Скиннера, «Второй Уолден», была встречена с отвращением. Сегодня она – источник вдохновения для риторики надзорного капитализма, в то время как его лидеры продвигают инструменты и схемы, которые воплотят идеи стародавнего профессора в жизнь… в наши жизни. Процессы нормализации и привыкания начались. Мы уже видели, что стремление надзорного капитализма к определенности – проистекающее из императива прогнозирования – требует непрерывного приближения к тотальной информации как идеальному условию работы машинного интеллекта. В погоне за тотальностью надзорные капиталисты расширили охват с виртуального на реальный мир. Реалити-бизнес оцифровывает всех людей, вещи и процессы, превращая их в компьютерные объекты, выстраивающиеся в бесконечную очередь эквивалентности без равенства. Сегодня, когда реалити-бизнес интенсифицируется, гонка за тотальностью неизбежно ведет к аннексии «общества», «социальных отношений» и ключевых общесоциальных процессов как новой территории для оцифровки, расчета, модификации и прогнозирования.
Перед вездесущностью Большого Другого склоняются как перед неизбежностью, но это еще не финал. Целью на этом новом этапе является всесторонняя видимость, координация, слияние, контроль и гармонизация социальных процессов в погоне за масштабом, охватом и действием. Хотя инструментаризм и тоталитаризм – это два разных зверя, они оба жаждут тотальности, хотя и совершенно по-разному. Тоталитаризм стремится к тотальности как политическому условию и, чтобы расчистить к нему путь, полагается на насилие. Инструментализм стремится к тотальности как к условию доминирования на рынке и, расчищая путь, полагается на контроль над разделением общественного знания, которое обеспечивается и поддерживается Большим Другим. Результатом является применение инструментарной власти для оптимизации общества во имя рыночных целей – утопия определенности.
Хотя они во многом перекликаются с инструментарным социальным видением политической элиты Китая, у надзорных капиталистов есть собственные цели. С их точки зрения, инструментарное общество – это рыночная возможность. Все навязываемые ими нормы и ценности призваны способствовать гарантированному достижению рыночных целей. Общество, как и человеческая жизнь, ставится в подчинение динамике рынка и перерождается в виде объективированных вычислительных поведенческих метрик, доступных надзорным капиталистам для экономии за счет масштаба, охвата и действия в погоне за самыми прибыльными залежами поведенческого излишка. Для достижения этих целей надзорные капиталисты вызвали к жизни пугающие видения. Они стремятся создать новое общество по образцу машинного обучения, во многом так же, как индустриальное общество строилось по лекалам методов и норм фабричного производства. В этом видении инструментарная власть заменяет собой социальное доверие, Большой Другой подменяет социальные отношения определенностью, и общество, каким мы его знаем, мало-помалу уходит в прошлое.
II. Тотальность включает в себя общество
Как генералы, горделиво ведущие учет своим армиям, лидеры надзорного капитализма заботятся о том, чтобы убедить союзников в своей непобедимости. Обычно это выражается в перечне инструментарных войск, сосредоточенных на границе, готовых к оцифровке всего и вся в погоне за тотальностью. Эта погоня, как становится ясно, не просто имеет последствия для общества; она включает в себя общество.
Весной 2017 года генеральный директор Microsoft Сатья Наделла взобрался на сцену, чтобы открыть ежегодную конференцию разработчиков компании; его тонкий профиль подчеркивали дежурные черная рубашка поло, черные джинсы и модные черные кеды. Он быстро ослепил аудиторию перекличкой своих войск. Наделла рассказал о 500 миллионах устройств с Windows 10; 100 миллионах ежемесячных пользователей Office; 140 миллионах ежемесячных пользователей цифрового «помощника» корпорации – Cortana; и о более чем 12 миллионах организаций, использующих ее облачные сервисы, в том числе 90 % фирм из списка Fortune 500.
Наделла не преминул напомнить слушателям о сокрушительной стремительности инструментарного проекта, вызывающей колоссальный шок и трепет, особенно в последние годы, когда надзорный капитализм стал доминировать в цифровых услугах: интернет-трафик увеличился в 17,5 миллиона раз по сравнению с 100 гигабайтами в день в 1992 году; 90 % данных, существовавших в 2017 году, были генерированы в предыдущие два года; один беспилотный автомобиль будет генерировать 100 гигабайт в секунду; по оценкам, к 2020 году будет около 25 миллиардов умных устройств.
Потрясающе видеть, как прогресс распространяется во всю ширь и глубь нашего общества и нашей экономики и то, насколько всепроникающими стали цифровые технологии <…> Вопрос в том, что вы можете сделать с этой технологией, чтобы это имело широкие последствия.
Его заключительный призыв к собравшимся разработчикам – «Измените мир!» – вызвал бурные аплодисменты
[1023].
Генеральный директор Google Сундар Пичаи, расписывая амбиции компании перед ее разработчиками в 2017 году, вторил Наделле, демонстрируя численность своих войск, пока батальоны Google расходятся по всем уголкам общественной жизни, показывая широту и глубину инструментарной мощи корпорации с рвением, которое порадовало бы профессора Скиннера. Пичаи сообщает, что семь из наиболее заметных «продуктов и платформ» компании, включая Gmail, Android, Chrome, Карты, Поиск, YouTube и Google Play Store, привлекают миллиард активных пользователей в месяц; два миллиарда активных Android-устройств; 800 миллионов активных ежемесячных пользователей Google Drive, каждую неделю загружающих три миллиарда объектов; каждый день 500 миллионов пользователей Google Фото загружают 1,2 миллиарда фотографий; 100 миллионов устройств используют Помощника Google. Каждое устройство превращается в носитель Помощника, который будет доступен «в течение всего дня, дома и в дороге» для выполнения любых задач или социальных функций. Пичаи хочет еще большего, говоря своей команде: «Мы должны идти глубже». Помощник должен быть везде, где «люди могут захотеть попросить о помощи». Руководители Google разделяют его энтузиазм. «Технологии сейчас находятся на пороге того, чтобы перенести нас в век волшебства, – пишет Эрик Шмидт, – уже сегодня решая проблемы, которые мы просто не смогли бы решить самостоятельно»
[1024]. Машинное обучение, по его словам, будет делать все, от лечения слепоты до спасения вымирающих видов животных.
