V. Инстинкт возвращения в стаю
Это не репетиция. Это само шоу. Facebook – это прообраз инструментарного общества, а не пророчество о нем. Это первый рубеж новой социальной территории, и самые молодые из нас – его авангард. Опыт жизни на этом рубеже – это лавинообразное умножение точки зрения Другого, гиперобъективация личности индивида, формируемая неуклонным расширением жизни, проживаемой под «взглядом извне». Результатом этого оказывается всеохватная тревога и дезориентация после простого отключения от цифрового мира, в то время как подключение несет с собой новые тревоги, которые парадоксальным образом оставляют слишком многих с ощущением изоляции, ущербности и подавленности. Тут хочется сказать, что взросление бывает болезненным процессом в любую эпоху и что сегодняшней молодежи просто выпало работать над самоизобретением в этой цифровой среде, где каждый на виду, с ее поистине чудесными возможностями для самовыражения, общения, обмена информацией и экспериментов. Хочется сказать, что они прорвутся, подобно другим поколениям, которые тоже прошли через подростковые проблемы в другое время и в другом месте.
Но на этот раз речь не просто о том, чтобы собрать им обед с собой и скрестить пальцы, отпуская их в школьный лабиринт подростковых клик, или отправить их в колледж, зная, что их могут ждать трудности и неудачи, но что в конце концов они найдут свою страсть и своих людей, найдя себя самих. На этот раз мы отправили их в самое сердце мошеннического капитализма, который накопил свое состояние и власть благодаря изъятию поведенческого излишка, переходящему в изменение поведения, в интересах гарантированных результатов для других.
Они жаждут попасть в улей, как это делали и подростки Холла в 1904 году, но улей, с которым они столкнутся, не будет незамутненным продуктом их собственной природы и свойственной им культуры взаимности. Это зона асимметричной власти, созданная надзорным капиталом, действующим тайно, не встречая сопротивления и не зная ответственности. Это искусственное сооружение, призванное служить высшему благу надзорного капитала. Когда молодые люди входят в этот улей, они связываются с надзорной кастой – с лучшими в мире специалистами по данным, программистами, экспертами по машинному обучению и разработчиками, единственная миссия которых состоит в том, чтобы натянуть перчатку потуже, и которые руководствуются экономическими императивами надзорного капитала и его «законов движения».
Невинные тусовки и разговоры встроены в проект поведенческой инженерии планетарного масштаба и амбиций, закрепленный в архитектурах Большого Другого для повсеместного мониторинга, анализа и контроля. Сталкиваясь с проблемой баланса между собой и другими, подростки выходят на игровое поле, уже наклоненное надзорным капиталом так, чтобы столкнуть их прямиком к социальному зеркалу и привязать к его отражениям. Все зависит от алгоритмов, которые могут эффективно и точно вцепиться в него или в нее и не отпускать. Весь инженерный гений и все деньги вложены в достижение единственной цели – чтобы пользователи, особенно молодые, прилипли к социальному зеркалу, как насекомые к лобовому стеклу.
Научные исследования и личные истории, которые мы рассмотрели, показывают хищническую суть столь возносимого инструментарного «слияния», в котором гармония достигается за счет психологического здоровья участников. Это мир «социального научения» Пентленда, его теория «настройки», которая сводится к не более чем систематическому манипулированию поощрениями и наказаниями в виде принадлежности и исключения. Успех достигается благодаря естественной склонности человека избегать психологической боли. Точно так же, как обычные потребители в руках поведенческих технологий игровой индустрии могут стать игроманами, психологически нормальные молодые люди вовлекаются в беспрецедентный вихрь социальной информации, который автоматически запускает социальное сравнение в столь же беспрецедентных масштабах. Эта психологическая и эмоциональная среда словно бы заражает вирусом неуверенности и беспокойства, который все глубже затягивает молодого человека в замкнутый круг все более непреодолимых влечений, когда он или она гонится за облегчением в виде долгожданных сигналов, подтверждающих собственную ценность.
Этот цикл неестественно обостряет и усиливает естественную ориентацию на группу. И хотя мы все в той или иной степени разделяем эту предрасположенность, она наиболее выражена на этапах жизни, которые мы называем отрочеством и формирующейся взрослостью. Этологи называют эту ориентацию «инстинктом возвращения в стаю» (homing to the herd) – адаптация, характерная для определенных видов, таких как странствующий голубь и сельдь, которые инстинктивно стремятся вернуться в стаю, а не на конкретную территорию. Однако в противостоянии с таким хищником, как человек, этот инстинкт оказался фатальным.
Так, биолог Бернд Генрих описывает судьбу странствующих голубей, «социальные инстинкты которых были настолько сильны, что это привлекло нового хищника, технологически оснащенного человека. Эти инстинкты привели к тому, что птицу не только было легко поймать, но и легко обмануть». Коммерческие ловцы выслеживали маршруты перелетов и места гнездования и затем использовали огромные сети для поимки голубей тысячами за раз, ежегодно отправляя миллионы их по железной дороге на рынки от Сент-Луиса до Бостона. Ловцы применяли особый метод, призванный использовать необычайные узы эмпатии, связывающие этих птиц, и увековеченный в выражении «подсадная утка»
[1196]. Сначала ловили несколько птиц и привязывали к шесту, предварительно зашив им глаза. Завидев этих птиц, в панике бьющими крыльями, стая спускалась, чтобы «позаботиться» о них. Это позволяло ловцам без труда «ловить и убивать» голубей целыми тысячами. Последний странствующий голубь умер в зоопарке города Цинциннати в 1914 году:
Голубь не имел домашней территории, по которой мог бы расселяться, и продолжал ориентироваться только на себя, так что он мог быть везде, до самого конца <…> Для голубей единственным «домом», который они знали, была стая, и теперь они пали жертвой этого <…> отсутствие территориальных границ у человеческих хищников склонило чашу весов и сделало их адаптацию их проклятием
[1197].
Facebook, социальные сети в целом – это среда, созданная для того, чтобы укреплять и расширять этот инстинкт возвращения в человеческую стаю, особенно среди молодежи. Социальное зеркало влечет нас, наше внимание приковывает его темные чары социального сравнения, социального давления, социального влияния. «Весь день онлайн», «почти весь день онлайн». Пока мы зациклены на толпе друзей, технологически оснащенные коммерческие ловцы тихо окружают нас и расставляют свои сети. Эта искусственная интенсификация «возвращения в стаю» может только усложнить, отсрочить или затруднить и без того нелегкий психологический компромисс достижения баланса между собой и другими. Когда мы умножим этот эффект на сотни миллионов и распространим его по всему миру, что это может означать для перспектив человеческого и общественного развития?
