Если суждено быть битве, то пусть это будет битва за капитализм. Пусть нашей исходной позицией будет то, что необузданный надзорный капитализм представляет угрозу не только для общества, но и – не меньшую – для самого капитализма. Это не техническое предприятие, нам нужна не программа расширенного шифрования, улучшение анонимности данных или право собственности на данные. Подобные стратегии только подтверждают неизбежность коммерческого надзора. Они не оставят нам ничего иного, кроме как спрятаться в своих собственных жизнях, по мере того как мы будем уступать контроль тем, кто смакует детали нашего поведения в своих собственных целях. Надзорный капитализм зависит от общества, и только в рамках и с помощью коллективных социальных действий можно вернуть себе более широкий проект информационного капитализма, идущего рука об руку с цветущим третьим модерном.
В части I мы видели, как Google строил свою архитектуру извлечения поведенческого излишка в онлайн-мире. По мере усиления конкуренции за надзорные доходы, все большее значение приобретает второй экономический императив, требующий выхода этой архитектуры в другой мир, тот, который мы называем реальностью.
Сегодня история надзорного капитализма взяла именно этот новый курс. В части II я приглашаю вас вновь пробудить в себе чувство изумления, пока мы будем идти по следам этого второго экономического императива, определяемого предсказанием человеческого поведения. Императив прознозировния усложняет операции по добыче излишка, когда к экономии от масштаба добавляются экономия от охвата и экономия от действия. Эти новые требования толкают надзорный капитализм в самые интимные уголки нашей повседневной жизни, вглубь наших личностей и наших эмоций. В конечном счете они вынуждают разрабатывать чрезвычайно новаторские, но безусловно секретные новые способы вмешательства в наше поведение и изменения его ради надзорных доходов. Эти операции ставят под сомнение наше стихийное право на жизнь в будущем времени, то есть право действовать свободно от влияния незаконных сил, работающих вне нашего сознания, чтобы влиять на наше поведение, изменяя его в нужном направлении. Мы теряем чувствительность к этим вторжениям и к тому, как они деформируют нашу жизнь. Мы сдаемся перед барабанной дробью неизбежности, но в этом нет ничего неизбежного. Чувство изумления утрачено, но его можно обрести вновь.
Часть II
Успехи надзорного капитализма
Глава 7
Реалити-бизнес
За Истиною, в край воображенья
Любовью к Ней, неведомой, ведом,
Искал он в аскетизме постиженья,
И презирал служащих Ей трудом.
У. Х. Оден, Сонеты из Китая, VI
[530] I. Императив прогнозирования
Эрику Шмидту трудно было бы найти более подходящий повод, чтобы поделиться своим мнением о будущем интернета, чем Всемирный экономический форум в Давосе, Швейцария. В 2015 году во время одной из встреч на этом излюбленном неолибералами – а также все в большей степени и надзорными капиталистами – зимнем сборище Шмидта спросили, что он думает о будущем сети. Сидя рука об руку со своими бывшими коллегами по Google Шерил Сэндберг и Мариссой Майер, он не мудрствуя лукаво поделился убеждением:
Интернет исчезнет. Будет так много IP-адресов <…> так много устройств, датчиков, вещей, которые вы носите, вещей, с которыми вы взаимодействуете, что вы перестанете это ощущать. Это будет постоянной частью вашего существования. Представьте, что вы входите в комнату, а комната динамически меняется
[531].
Присутствующие выдохнули от удивления, а вскоре после этого новости по всему миру взорвались заголовками о шокирующем заявлении бывшего генерального директора Google про близкий конец интернета.
В действительности Шмидт просто перефразировал классическую статью компьютерного ученого Марка Уайзера 1991 года «Компьютер для XXI века», которая без малого три десятилетия задавала технологические приоритеты Кремниевой долины. Уайзер охарактеризовал явление, названное им «повсеместной компьютеризацией» (ubiquitous computing), двумя легендарными предложениями: «Самые глубокие технологии – те, что исчезают. Они вплетаются в ткань повседневной жизни, пока не становятся неотличимыми от нее». Он описал новый способ мышления, «который позволяет самим компьютерам затеряться где-то на заднем плане <…> Машины, которые приспосабливаются к человеческой среде, а не затаскивают людей в свою среду, сделают пользование компьютером таким же освежающим, как лесная прогулка»
[532].
Уайзер понимал, что виртуальный мир никогда не сможет стать чем-то большим, чем страна теней, сколько бы данных он ни поглощал:
Виртуальная реальность – это только карта, а не территория. Она не включает в себя столы, офисы, других людей <…> погоду, деревья, прогулки, случайные встречи и все бесконечное богатство вселенной.
Он писал, что виртуальная реальность «моделирует» мир, а не «незаметно расширяет мир, который уже существует». В противоположность этому повсеместная компьютеризация наполнит этот реальный мир универсальной сетевой аппаратурой безмолвных, «спокойных» и ненасытных вычислений. Уайзер называет эту аппаратуру новой «компьютерной средой» и наслаждается даваемыми ею возможностями безграничного знания, таких как знание «о том костюме, который на прошлой неделе вы долго рассматривали, потому что она знает о ваших местоположениях и может задним числом найти имя дизайнера, хотя эта информация и не интересовала вас в тот момент»
[533].
Шмидт описывал не конец интернета, а, скорее, его успешный отрыв от специализированных устройств вроде персонального компьютера или смартфона. Для надзорных капиталистов этот переход – не вопрос выбора. Надзорные прибыли вызвали острую конкуренцию за доходы, текущие рекой с новых рынков будущего поведения. Но даже самый сложный алгоритм преобразования поведенческого излишка в продукты, которые точно прогнозируют будущее, эффективен лишь настолько, насколько позволяет сырье, доступное для переработки. Поэтому перед надзорными капиталистами стоит вопрос: какие формы излишка позволят выпускать прогнозные продукты, наиболее надежно предсказывающие будущее? Этот вопрос знаменует собой критический поворотный момент в развитии надзорного капитализма путем проб и ошибок. В нем кристаллизуется второй экономический императив – императив прогнозирования – и обнажается мощное давление, оказываемое этим императивом на доходы надзорных капиталистов.
