Почему-то Уильям нисколько не сомневался в том, что эти девушки пришли в номер к Алану добровольно. Алан никогда не предпринимал активных действий, чтобы собрать вокруг себя восторженных воздыхательниц. Вот только они были ему не нужны. Холодное сердце мужчины кряхтело заржавевшим морозом каждый раз, стоило только кому-то порыться в его замке отмычкой. А ключ затерялся в истёртых веками воспоминаниях. Алан не часто рассказывал Уильяму о ней. Но каждый раз, каждое мгновение Уилл жадно ловил его слова, запоминал каждую малейшую деталь, случайно или специально оброненную Аланом, чтобы затем, в полумраке собственной спальни, складывать из разрозненных кусочков мозаики единое целое.
О ней было сказано немного. Но и этого хватало, чтобы все понимать. Молча. Замечая взгляды и движения, полные сдавленной и давно заглушаемой боли.
Алан говорил о ней рвано, бросая в воздух обугленные обрывки воспоминаний, гарью костров раздражающих лёгкие. Алан говорил о ней, выдыхая в воздух окутывающий каждую частичку бесконечного сознания дым, и Уилл глупо улыбался, вдыхая его с жадностью застрявшего путника в пустыни. Алан крутил в руках перстень, так привлёкший к себе внимание Уильяма в их первую встречу, и задумчиво разглядывал выбитую на ней печать, пока поток его мыслей возвращал Уилла на многие тысячи лет назад. Он рассказывал о ней тихо и негромко, словно боясь нарушить чей-то покой. Иногда он прерывался, обрывая себя на полуслове, а его взгляд стекленел, становился пугающе пустым, и даже привычно мельтешащих огоньков нельзя было разглядеть за поднимающейся в глубине бездонных глаз тьмой. Он замирал и смотрел в пустоту, оставляя Уильяма одного с мыслями о ней. Он замирал, и её имя тихо срывалось с его пересохших от жара пылающих костров губ.
Но Уилл никогда не мог разобрать, произносимые Аланом слова: они были хрупкими, трещащими, как маленькие раскалённые добела угольки, и с тихим шипением растворялись в густом воздухе. Слова взрывались маленькими вспышками прямо перед носом у Уилла, распадаясь на тысячу мелких звёздочек, тут же затухающих, стоило им только приблизиться к земле. Слова пахли чем-то домашним и немного резким, примятой под ногами зеленью и тонким ароматом вина.
Уильям так и не узнал её имя.
Уильям даже не был уверен в том, что у неё было имя в обычном человеческом понимании этого слова. Но это казалось ему и ненужным. Намного больше о ней говорило то, как Алан вёл себя в моменты воспоминаний.
Уилл тряхнул головой и сдунул упавшую на глаза чёлку, а Маккензи довольно улыбнулся, заметив секундное смятение Уильяма.
– Тебе стоит смириться. С каждым годом ты будешь забывать о том, сколько на самом деле ты уже прожил, – еле слышно выдохнул в воздух Алан. – Воспоминания, как и все знакомые тебе люди, начнут растворяться в обволакивающем тебя тумане. А ты просто перестанешь замечать, как дни, годы, столетия сменяют друг друга. И чем раньше ты смиришься с неизбежным, тем быстрее ты сможешь жить дальше.
Цена доверия Алана оказалась слишком высока.
Лицо Уилла помрачнело, и он нахмурился, не обращая внимания на замершего около кровати Алана. Надолго забиваться в свои мысли было опасным, они засасывали, парализуя каждую клеточку тела, и услужливо подкидывали в сознание с силой задвигаемые на задворки памяти воспоминания. Уильям пытался забыть. И Уильям пытался смириться. Вот только получалось у него это из рук вон плохо.
– Ты изменился в последнее время, Уильям, – Алан подошёл к невысокому столику и небрежным жестом плеснул себе в гранёный стакан янтарного цвета виски. – Тот Уильям, с которым я познакомился, насколько я помню, был не против хорошенько повеселиться. Или я не прав? – Алан залпом залил в себя напиток и подмигнул Уиллу.
Изменился? Уильям вкрадчиво усмехнулся: из них двоих больше всех изменился Алан. Это не Уилл превратился в ведущего весьма аморальный образ жизни мужчину. Это не Уилл перечеркнул гнетущее напряжение, сопровождавшего каждого незнакомца рядом с ним. Это не Уилл неожиданно показал другого себя. И ответ у Алана был на это всего один: «Привык», – и неопределённое движение плечами. Возможно, Уильяму стоило обидеться на факт того, что теперь он был просто очередной привычкой Алана, но вместо этого Уилл просто улыбался.
– Я предпочитаю развлечения несколько другого рода, – Уилл повёл плечами и поджал губы. – И ты прекрасно знаешь, почему я так себя веду.
Пропустить партию в карты или сходить в бар – Уильям всегда был рад составить компанию Алану, пускай даже тот звал его куда-то в два часа ночи посреди довольно горячего и интригующего сна, в который беспардонно и нагло врывался Маккензи. В первый раз подобное напрягло Уильяма. Во второй раз ему захотелось разукрасить лицо Алана, но в результате Уиллу самом пришлось прикладывать лёд к разбитой скуле, потому как реакция у Алана была молниеносной и бескомпромиссной. В третий раз Уильям уже просто не сопротивлялся и послушно проследовал вслед за довольно улыбающимся Аланом.
Алан смерил Уильяма многозначительным взглядом, налил себе еще виски, а затем плеснул напиток во второй стакан, все еще покоящийся на столике.
– Да, я понимаю, ты очень близко к сердцу принял смерть Анхеля, но… – Алан замялся, медленно отхлебнув виски из стакана. – Видишь ли, он сам в этом виноват. Его много раз предупреждали, но он как всегда предпочёл не слушать.
Даниэль сказал то же самое. Анхель сам виноват. Но от этого дышать не становилось легче, а вспышки памяти не угасали, а только с новой силой разгорались в памяти Уильяма. Анхель был сам виноват в своей смерти, но Уилл знал его ближе, чем любого из своих пациентов, и просто не мог заглушить копошащиеся чувства даже несколькими коробками отборнейшего шотландского виски.
– Тебе нравятся женщины, Уилл? – Алан неожиданно возник перед ним и протянул наполненный до краёв стакан.
Заданный в лоб вопрос застал Уильяма врасплох. Он невольно помедлил, подбирая подходящие слова. Разумеется, ему нравились женщины, как и практически любому мужчине вокруг.
– Конечно, нравятся, – насупившись, буркнул себе под нос Уильям.
Алан помедлил, прежде чем ответить Уильяму. Алан молчал, глядя на друга своим пристальным и изучающим взглядом. Уилл вздрогнул, сознание потянулось лёгким туманом, а кожа покрылась маленькими липкими капельками пота, неспешно стекающими по коже мужчины. Алан изучал его и непременно рылся в каждом уголке его памяти. Как будто там осталось ещё что-то, чего Алан до этого не видел.
Неожиданно для себя Уилл обнаружил, что глаза-то у Алана бледные-бледные. А окантовка серебристой радужки тёмная, практически черная, – Уильям никогда не обращал не это внимание, – и от этого взгляд стал ещё более глубоким и пугающим. Протянув руку, Уилл выхватил стакан из руки Маккензи и, поднеся его к губам, замер. Уилл колебался несколько мгновений и отпил виски глубоким глотком, чувствуя, как он обжигает горло.
– Неужели? Как… занятно, – наконец выдохнул Алан.
