Алан стоял слишком близко к нему. Его внимательный взгляд серых глаз скользил по лицу Уилла, останавливаясь на каждой детали. Алан стоял слишком близко, что Уильям чувствовал на своих губах его горячее дыхание, а по коже пробежал табун мурашек. Друзья не вели себя подобным образом. Но с Аланом все знакомые Уиллу понятия размывались, приобретая новые оттенки, отдаваясь на языке приторным вкусом курительных трав и опьяняя распалённое жарким солнцем сознание. Алан стоял настолько близко, что Уилл мог заметить, как на дне его бездонных глаз в расплавленном серебре плещутся маленькие чёртики.
– Ты ведь мне доверяешь, Уильям Белл? – Алан отсалютовал стаканом и опрокинул в себя все его содержимое.
Они определенно не были просто знакомыми.
Но для друзей они уже перешагнули несколько ступеней.
***
– Ты уточнял, доверяю ли я тебе, чтобы протащить пешком на другой конец города ради того, чтобы посидеть в кафе?
– Разумеется! А вдруг, пока мы идём, ты нападёшь на меня со спины! Это, знаешь ли, сильно повредит моему к тебе доверию.
– На тебя нападали со спины?
Лицо Алана скривилось, как если бы ему сунули под нос кусок камамбера, – он явно вспомнил нечто болезненное для себя, нечто, что он прятал глубоко в душе, и Уилл тут же пожалел о том, что задал этот вопрос. Лицо Алана лучше любых слов ответило на него. Уильям снова забыл. И все же Маккензи фыркнул, раскрыл меню и по-учительски добродушно выплюнул:
– Нет. Не буквально. И я тебе уже говорил. Но не будем об этом, – бросив шляпу на столик, Алан улыбнулся и подмигнул Уиллу.
Алан разбудил его на рассвете. Солнце едва показалось из-за горизонта, а Алан уже тащил Уилла по узким улочкам Парижа, соблазняя запахом свежеиспечённого хлеба, булочек и кофе. Первые полчаса самым сложным было – не запнусь о выступающие камни брусчатки. Уилл даже успел даже повертеть головой, рассматривая особняки и маленькие магазинчики, напомнившие ему о поездке в Виргинию и Джорджию. Было в них что-то неуловимо плантаторское.
Улочки стали еще уже, стоило Алану и Уиллу перейти через мост и оказаться в тени серого угрюмого собора, чтобы тут же свернуть в паутину старого города. С каждым шагом идти становилось тяжелее, ступни болели от бесконечного перепрыгивания с одного булыжника на другой, а свежие лужи на дороге не прибавляли их путешествию лёгкости. Когда же Уильям увидел перед собой крутой подъем, на который его тут же воодушевлённо потащил Алан, он смог только громко обречённо простонать и спросить: «Может лучше не надо?»
И все ради того, чтобы встречать рассвет в одной из маленьких кофеен где-то на другом конце города. Уилл даже не мог выговорить название района, сколько раз не пытался.
– Так… – получив меню из рук сонного официанта, прервал молчание Уилл, – зачем мы сюда приехали?
– О, мой дорогой Уилл, для этого было очень много причин. – Алан хищно оскалился, скользя взглядом по раскрытым перед собой страницам, но не посмотрел на Уилла. – Во-первых, как ты помнишь, мне нужно ненадолго покинуть город, пока все не уляжется. Во-вторых, у нас есть в Париже несколько важных дел…
– У нас?
– Разумеется, Уилл, у нас, – Алан ткнул пальцем в одну из строчек, и зависший над ним официант тут же записал что-то в свой маленький блокнотик. – И в-третьих, ты сам согласился поехать со мной во Францию. Или ты об этом уже забыл? Ты собрал чемодан за десять минут, если меня не подводит память. – Алан поднял голову и, наклонив голову на бок, впился в Уильяма внимательным взглядом. – А память меня обычно не подводит. Рассказывай, что так ужалило тебя, раз ты наплевал на работу и уехал в другую страну.
Уилл помедлил. Алан все и так знал. В мельчайших деталях. Он просто не мог не знать того, что в очередной раз устроили Уильям и Даниэль. И все же ждал, когда Уилл сам выпустит вертящиеся на кончике языка слова, ждал с этой ехидной ухмылкой на губах и желанием горячих подробностей последнего дня Уильяма в Чикаго.
– Мы обобрали ирландцев на двадцать пять тысяч.
– Мы? – скептично уточнил Алан, вскинув светлую бровь.
– Я и Даниэль. Анхель оставил ему в наследство долг. – Тяжелый вздох. – И нужно было как-то его погасить.
– И Даниэль не придумал ничего умнее, чем наведаться в ирландский квартал, лишить их годовой выручки и остаться в городе? – с каждым произнесённым пунктом Алан загибал пальцы и едва сдерживал рвущуюся наружу усмешку. – Смело. Очень смело. Хотя больше этого мне интересно, откуда у ирландцев столько денег. Обычно они все сразу же спускают на баб и выпивку.
Этот вопрос интересовал и самого Уильяма. Примерно так же сильно, как содержание предоставленного ему меню, где каждая строчка пестрила длинными непроизносимыми словами, «аксан гравами» и циркумфлексами. Уилл идентифицировал только «кофе с молоком» и «хлеб» и, едва ворочая языком, выдавил из себя «спасибо», когда официант смерил его насмешливо высокомерным взглядом и сделал очередную пометку в записной книжке. Алан добавил еще что-то про крем, на что гарсон
7 снова кивнул, как заводная игрушка.
– Забавные они, эти французы, – Алан обернулся, проводив взглядом официанта. – Такие высокомерные и ранимые одновременно. Удивительно. Единственные, кому удаётся носить крест и ходить без трусов одновременно. Так что там с ирландцами? Они нашли горшочек с золотом или взяли в рабство лепрекона?
– Без понятия. Вот только, – Уилл лениво улыбнулся, откладывая в сторону меню, и поймал едва не упавшую на пол шляпу, – Даниэля они вряд ли смогут теперь тронуть. У него охрана и связи. Он сам тот еще лепрекон. Чего не сказать обо мне. А валяться без сознания, пока кости будут срастаться – не очень хочется.
Трудно было сказать, что именно отразилось в этот момент на лице Алана. Хитрый, как у лисицы взгляд едва мог скрыть пронизывающую мужчину боль, но Маккензи держался. Он был мил с Уильямом все это время, за исключением нескольких незначительных стычек. Неожиданно для человека, который не моргнув глазом вынес смертный приговор целому семейству. Совесть Алана Маккензи не мучила, а единственным преступлением по его мнению, за которое нужно было нести наказание, это ранние подъёмы. И то если не Алан был их инициатором.
– Что ж, ты сделал правильный выбор. – Алан брякнул идеальное «merci» подоспевшему с чашкой кофе официанту и звякнул ложечкой по фарфоровой стенке. – Париж прекрасен. Отдохни, наберись сил и потом возвращайся домой.
– А ты?
– А я побуду еще какое-то время в старушке Европе. Я хоть и бессмертное существо, но, как ты знаешь, меня тоже можно убить. Или скорее вывести из строя. Можно, конечно, сделать нового Алан Маккензи, но это отнимет слишком много времени и сил. А у меня нет сейчас ни того, ни другого.
Казалось, они обговорили все вопросы еще тогда, год назад, когда Уилл впервые узнал о том, что мир населяют не только люди, но и Алан Маккензи. И вот сейчас, вопрос сам зачесался на языке. Алан размеренно помешивал в кофе в чашке, затем замер, открыл сахарницу перед собой и, мокрой ложкой, зачерпнул горсть таящего сахара. Сладкая приправа тут же отправилась на дно чашки, и Алан бросил вслед за ней еще одну горсть, удовлетворённо улыбнувшись и звякнув фарфоровой крышечкой.
