– Чувствую ли я вину, – Алан не спрашивал, но утверждал, растягивая каждую гласную. – Я чувствую… разочарование. В самом себе. Чувствую обиду других ко мне. Но я не чувствую вину. Вина разрушает. И это не лучший способ для саморазрушения. Алкоголь и сигареты. Предпочитаю их.
Алан насмехался над Уиллом. И на этот раз тем, кто видел собеседника насквозь, оказался Уильям. Алан мог до конца времён отрицать то, что он чувствует вину перед самим собой – не разочарование, нет, а вину в том, чего он не сделал, – но Уилл все слышал. И видел. Самообман был маской Алана Маккензи. Но и она порой давала трещины. Цена доверия была высокой, и платили ее в отношениях оба.
Тарелка ударилась о стол, и ложечка со звоном опустилась на неё. Алан поправил узел галстука, посильней его затягивая. Мимо них проплыли несколько женщин, на что Маккензи тут же поспешил проводить их оценивающим взглядом.
– Как я уже говорил тебе раньше, Уилл, – Алан вернулся взглядом к Уильяму, водружая на голову кофейного цвета шляпу, – ты мне нравишься. Как человек. Как личность. Как друг в конце концов. Мне с тобой интересно, и я бы хотел… продолжить наши увлекательные разговоры о вселенной, о природе вещей, о твоём экзистенциальном кризисе, кризисе личности и о твоём месте в этом мире. Но…
– Все самое интересно всегда идёт после «но», – сухо ответил Уильям, ощущая, что ему не понравится то, что сейчас скажет Алан.
– Спасибо, мой очевидный друг.
Алан залпом выпил весь принесённый ему кофе, свернул газету в несколько раз и бросил на столик пару помятых франков.
– Но меня ждёт встреча с парой очаровательных барышень неподалёку, – Маккензи подмигнул Уильяму и поднялся из-за столика. – Не скучай. Скоро вернусь.
Алан что-то сказал официанту, и тот в ответ сдержанно кивнул. Напоследок Алан еще раз подмигнул Уильяму и помахал. А затем быстрым шагом бросился вслед за удаляющимися от них женщинами. Маккензи догнал их на самом углу, вежливо приподнял шляпу и сходу рассмешил их. Он оказался немного ниже вышагивающих по брусчатке парижанок, но это не помешало ему тут же заполучить двух из них себе в спутницы и, размашистым жестом газеты указав на возвышающийся собор, неторопливо направить спутниц к достопримечательности столицы.
Уильям усмехнулся, покачал головой и откинулся на спинку плетёного стула, наслаждаясь горячим горьким кофе и выглядывающим из-за домов утренним солнцем. Они обсудят все с Аланом завтра, когда он вернётся со своего маленького рандеву.
А пока Уилл впервые за долгое время мог не торопиться и вдыхать свежий воздух Парижа.
Эпилог. Инвернесс
Июль, 1956
– Ты окончательно спятил, Алан.
Уильям тяжело выдохнул, положив телефонную трубку и сочувствующим взглядом посмотрел на своё отражение в зеркале.
Уилл не был любителем дальних поездок. Но и отказаться от приглашения объявившегося через двадцать лет Алана он просто не мог. В конце концов в их последнюю встречу он практически назвал Маккензи своим лучшим другом.
Британия в первый же день встретила Уильяма грозой и штормовым ветром, сдувающим с улиц людей, словно осенние листья. Других друзей у Уилла не осталось – последний раз он виделся с Даниэлем Куэрво на его свадьбе, куда Уильяма пригласили шафером, а потом… а потом Уильям сменил адрес и исчез из жизни Даниэля, как в своё время исчез из его собственной жизни Алан Маккензи.
По которому, к слову, Уильям уже успел соскучиться, а потом просто не мог не принять его приглашение.
Маленький неприветливый на первый взгляд двухэтажный городок встретил Уильяма мелодичными переливами птиц. Весна в этом году выдалась ранняя и даже ко всеобщей неожиданности тёплая. Лужи зеркалами хлюпали под ногами, отражая в себе невысокие пологие холмы, покрытые пожухлой зеленоватой травой, и распростёршееся над ними голубое небо. Ветер завывал, проносился вдоль тротуара, заглядывал за углы домов и протяжно вскрикивал, когда на его пути возникал очередной тупик. Длинные узкие улочки тянулись, переплетались между собой, завязывались в замысловатые узлы; а поросшие мхом дома причудливо возвышались над людьми своими потемневшими от времени окнами и остроконечными черепичными крышами. Могло даже показаться, что время в этом городке остановилось, а люди давно из него исчезли, чтобы не нарушать своими жизнями безмятежное течение времени.
Однако первое впечатление часто очень обманчиво.
Стоило Уильяму ступить на мощёную крупным булыжником улицу, как под ноги ему откуда-то сверху тут же опрокинулось ведро воды, яркими красками расплёскиваясь по серому камню, а вслед донеслась определённо не слишком замысловатая деревенская брань.
Уильям неожиданно для себя обрадовался. Все вокруг ожило и потонуло в громких гудках машин, девичьей болтовне, пьяных спорах и супружеской ругани. Из булочной неподалёку донёсся аромат свежей выпечки, от которого тут же свело желудок. Мужчина в кафе напротив приветливо отсалютовал Уиллу чашечкой кофе, оглянулся, убедился, что никто не него больше не смотрит, достал из внутреннего кармана куртки флягу и щедрой рукой плеснул в кофе свой напиток. Почтальон звонко и пронзительно предупредил о своём приближении на велосипеде, а тучный краснолицый полицейский наматывал на толстый палец короткий ус. Группка девушек, звонко хохоча, промчалась мимо замершего на месте Уилла и дружно обернулась, чтобы оценить его взглядом. Поднявшийся ветер зацепился своими длинными тонкими пальцами за подолы пышных шерстяных юбок и резким рывком подкинул их вверх, заливаясь низким грудным хохотом дымовых проходов.
Найти Алана не составило труда. Достаточно было пойти на шум возбуждённых женских голосов, недовольное бурчание парней и аромат дорого французского парфюма. Алан трижды рассказал о нем Уиллу, самым бесцеремонным образом разорвав телефон посреди ночи.
Алан не постарел ни на секунду. Он выглядел точно так же, как в день, когда бросил Уильяма посреди Монмартра, а возможно и несколько моложе. Сейчас, глядя на своего друга, Уилл не дал бы ему больше двадцати лет.
Алан был хорош собой: одетый совершенно не по погоде, он привлекал к себе все внимание окружающих, собирая восхищённые, полные восторга взгляды девушек и ревнивые взгляды парней. Светло-синие джинсы, подвёрнутые по последней моде, и мягкие бордовые кеды явно не знали долгих пеших походов и глубоких луж местной природы. Под распахнутой кожаной курткой была лишь светлая футболка, подчёркивая накаченный торс мужчины. А светлые волосы волной зализали назад.
С момента приезда Алана в Инвернесс он стал идеальным конкурентом для местных парней.
О, да, целуй,
Целуй меня быстрее
Губ твоих пьянящий аромат
Распахни те двери в рай скорей
Где будем вместе мы навеки
Так целуй ж, ведь я тебя люблю
Алан был хорош собой. Восседая на блестящем мотоцикле, он напоминал одного греческих богов, чьи статуи выставляют в музеях по всему миру и кем восхищаются люди на протяжении многих веков. Такой же изначальный, такой же незыблемый, как и все мироздание. Трудно было найти в нем изъян, однако Уильям знал, что там, за мнимой преградой тёмных стёкол очков, за широкой грудью, идеальным телом и обворожительной улыбкой, которой Алан одаривал окружавших его девушек, скрывается худший ночной кошмар, от которого не спрятаться даже после смерти, существо, которому не надо продавать душу, чтобы её лишиться.
