Но Уилл всегда хотел быть таким же, как сестра.
– Приходи на ужин. Мы все-таки семья, Уилл.
Маргарет осторожно дотронулась до плеча Уилла, и он отпрянул в сторону, сделав небольшой уверенный шаг. Даже этого шага хватило, чтобы глубокая пропасть, пробежавшая между братом и сестрой, забулькала магмой недоверия и отчуждённости. Пальцы с силой вцепились в шершавую ручку зонта, всаживая под кожу маленькие занозы. Костяшки побелели. Губы сжались, словно их стянули крепкими толстыми нитями на холодном столе морга – когда-нибудь это с Уиллом действительно произойдёт, но ни Маргарет, ни кто-либо другой об этом не узнают. А бешено проносившиеся в голове мысли пульсирующей болью отражались от костяных стен черепной клетки. Легкие жгло, а в горле застряли слова, которые Уилл поспешил проглотить.
Уильяму было больно.
Но, кажется, только он один это замечал.
– Я позабочусь о себе, Маргарет, – потрескавшиеся от сухости губы разомкнулись, чтобы выдохнуть в воздух молочное облачко дыхания. – Не волнуйся об этом.
Свинцовые тучи на небе стали светлеть, а тяжесть их веса стала опадать с плеч лёгкой периной. Уиллу бы хотелось, чтобы и тянущий его сердце вниз груз мог исчезнуть так же легко. Но он знал, что не все его желания сбудутся, даже если он загадает их в Рождественскую ночь. Он хотел бы обещать себе, что они с сестрой снова будут так же близки, как и при жизни Анны, но это было бы большой ложью. Единственное, что он мог обещать себе – это напиться до беспамятства и молиться, чтобы это хоть немного смазало заржавевшие шестерни его души.
– Счастливого тебе Рождества, Мэгги.
Уилл нервным движением стряхнул с зонта повисшие на концах спиц капли, вручил зонтик сестре, развернулся и широкими шагами направился прочь, пытаясь поскорее сбежать от выцветшего серого портрета на каменной плите. Он безуспешно прятал лицо под полями шляпы и остановился около калитки, запрокинув голову и подставив лицо хлестающим его плетям дождя. Влажные дорожки смешивались собственной болью и солёным привкусом слез оседали на губах. Уилл хотел бы убедить себя, что он все делает правильно, но сердце лишь быстрее билось с каждым шагом, а неожиданные, маленькие, оседающие на пальто и лицо снежинки кололи больнее слов сестры.
Это Рождество Уильям Белл снова встретит один.
Но на этот раз по своей воле.
Глава XI. Семья
Декабрь, 1932
– Я тебе уже полчаса названиваю, malparido! Поднимай свою задницу с дивана и приезжай. Я не смогу в одиночку съесть всю эту еду!
Настойчивый телефонный звонок Уильям смог игнорировать не больше десяти минут, упрямо прижимая к уху подушку и ворочаясь на узком диване, который каждую секунду скрипел под ним когтями по школьной доске. Звонивший, на удивление, оказался довольно настырной личностью и после нескольких минут тишины комнату снова разорвал дребезжащий металлический голос телефонного аппарата, точными выверенными ударами вбивающего в голову Уилла раскалывающую боль. Уильям, громко простонав, все же поднял трубку, о чем пожалел уже в следующую секунду.
Даниэль Куэрво. Который тут же поспешил невнятно проорать что-то в трубку, и разобрать слова Уильям смог, только потому что долго общался с этим человеком.
Уилл перевернулся на спину, сжав пальцами переносицу, и, не открывая глаз, поморщился, пытаясь уловить тайный смысл в словах Даниэля Куэрво.
– Что, о чем ты, Даниэль? – зевая, пробормотал Уильям. – Какая еще еда и причём тут я? У меня раскалывается голова, и я так хорошо спал, а ты все испортил…
– Бросай эти упаднические настроения, – слишком громкий и радостный голос Даниэля каждым своим звуком проносился по черепу Уильяма, отдаваясь в затылок и зубы. – На дворе праздник! Анхель устроил рождественский обед, и их кухарка наготовила столько, что… Погоди секунду. Нет, он еще не согласился. Что?! Да, накрывайте. Он точно приедет. Так вот…
– Ты же сам только что сказал, что я еще не согласился приехать, – Уилл хмыкнул и, закряхтев, перевернулся на бок, прижимая к уху трубку. – Я не маленький, чтобы за меня решали, что я буду делать. Назови хоть одну вескую причину, почему я должен провести несколько часов в компании твоего брата, и я подумаю над твоим предложением дольше минуты и только потом откажусь.
– Уилл, дружище ты мой неразумный, – по интонации Уилл понял, что Даниэль привычно кивает и немного надменно улыбается, как человек, чувствующий своё превосходство над собеседником, – я уже говорил, что моему брату очень жаль и он приносит тебе нижайшие извинения.
– Я не заметил, чтобы он горел желанием извиняться при нашей последней встрече.
– Вы виделись? Когда? Почему? Я думал, ты избегаешь встреч с ним… А впрочем, это сейчас не особо важно. Приезжай – и все мне расскажешь лично. Не хочу, чтобы нас подслушивали.
Уилл открыл было рот, чтобы ответить разом на все вопросы Даниэля и, положив трубку, продолжить смотреть сладкие сны, в которых у него не болела голова, но смог только тяжело выдохнуть, сдуть со лба отросшую вьющуюся чёлку и вжаться им в шершавую подушку, подтянув колени к животу.
– Даниэль, я уже много раз отказывал тебе. И в этот раз ничего не изменится. Я не приду и точка.
– Уилл, дружище, – полным возмущения и детской обиды голосом воскликнул Даниэль, и Уильяму пришлось немного отнести трубку от уха, чтобы не оглохнуть, – не заставляй меня лично приезжать к тебе домой, одевать тебя и притаскивать сюда. Ты ведь знаешь, что я запросто могу это сделать. Как в тот раз, когда ты напился в хлам и испортил мой любимый костюм. Или ты уже позабыл об этом?
– Я все хорошо помню. В отличие от Анхеля. Мой ответ все еще нет. И не уговаривай меня. Бесполезно.
На том конце послышалась невнятная возня, кряхтение и обиженное сопение, которые, судя по всему, должны были переубедить Уильяма. Увы, Уилл смог только красноречиво промолчать и довольно громко хмыкнуть, мысленно считая секунды до того, как Даниэль сдастся и применит свой фирменный приём – жалобный голос и пассивную агрессию, пытаясь вызвать в Уильяме чувство вины за брошенного в беде друга. Уилл слишком хорошо знал Даниэля, чтобы хоть на секунду поставить под сомнение этот вариант событий, и уже спустя несколько мгновений Даниэль громко и натужно выдохнул и шаркнул ногой.
– Уилл. – Голос Даниэля понизился, словно тот сообщал государственную тайну или историю об очередном любовном похождении. – Ты мой друг. Мне нужно, чтобы ты меня поддержал. Морально. Я не могу находиться с Анхелем дольше десяти минут в одной комнате. Он сразу начинает уговаривать меня вести с ним бизнес, а я… Ну вот зачем мне все это? Мне еще хочется немного пожить. А все эти дружки Анхеля, черт бы их побрал. С каждым годом они становятся все подозрительней. Да ты и сам знаешь. Пожалуйста, приезжай. Кислую мину Анхеля можно переносить только в пьяном состоянии. А напиваться в одиночку – дурной тон…
Уильям мог в любой момент прервать горячечный монолог Даниэля, который тот повторял из раза в раз, хотя Уилл прекрасно знал, что Куэрво был не против доли в семейном бизнесе и одно время уговаривал Анхеля позволить ему работать над «закупками сырья для ювелирных изделий». Но вместо этого Уилл продолжал вслушиваться в шипящий от помех голос Даниэля и негромкое хихиканье телефонистки между ними.
