Алан, все это время молча наблюдавший за ним, хмыкнул.
– Он не знает о том, что происходит здесь, – тоном учителя, который вынужден объяснять по сто раз простые истины этого мира, повторил Алана. – Он не видит, что происходит здесь. Но ты прав. Даже если бы он существовал в этом мире, ходил рядом с нами и даже влиял на наши жизни… Ему плевать. Ведь так легко оправдать свою профессиональную дисфункцию, назвав ее неисповедимостью. Надо было мне так же сделать.
Неисповедимость божьего промысла всегда ставила Уильяма в тупик. Как и попытки священников объяснить все происходящее чьим-то высшим замыслом, о котором они, как и всегда, ничего не знали. Они считали себя сведущими в делах божественных, но порой даже не могли процитировать ни строчки из Библии. Они читали по бумажке, но призывали своих прихожан заучивать и повторять молитвы до посинения. Если божий промысел действительно был неисповедим для человеческого разума, то это объясняло, почему Уильям не мог понять принцип отбора священнослужителей.
Ведь только всезнающий и мудрый Бог мог избрать своими помощниками на земле старых немощных стариков, восседающих в своих мраморных дворцах где-то на другом континенте.
Уильям тут же замотал головой, с такой силой сжав края Библии, что бумага натянулась и надрывно затрещала. Служба подходила к концу, а голова Уильяма от запаха ладана болела все больше. Но встать сейчас – значит привлечь к себе все внимание прихожан рядом с ним, ведь и скамья и старые деревянные двери были слишком скрипучими для незаметного исчезновения. Подобный жест был бы слишком некультурным с его стороны.
– Наверно, с моей стороны будет не очень культурно это спрашивать.
Уилл обернулся к Алану и облокотился о деревянную столешницу кухни.
– Брось. Я рассказал тебе уже намного больше, чем ты должен был знать. Еще пара десятков вопросов вряд ли сможет больше усугубить ситуацию. Что именно тебя интересует? – Алан приветливо раскинул руки, приглашая Уильяма к продолжению разговора.
Тот помедлил. Вопрос, который он хотел задать, казался Уильяму до ужаса банальным и в то же время тревожащим любопытство. И тем не менее он все еще не знал, как Алан отреагирует на него.
– Ваши дети вас изгнали.
– Да. Я не ошибся, выбрав тебя своим слушателем. Ты невероятно внимателен к деталям, – добродушно усмехнулся Алан, точным движением выбросив выкуренную сигарету в мусорный бак.
Его пальцы тут же снова потянулись за портсигаром, а у Уильяма на мгновение появилось желание просветить грудную клетку Алана новомодными рентгеновскими лучами и посмотреть на состояние его легких. У любого из пациентов Уилла от такого количества выкуренных за время их знакомства сигарет несомненно начались бы проблемы со здоровьем, но Алан, кажется, не испытывал ни малейшего дискомфорта.
– Как им это удалось? – осторожность сквозила в каждом слове Уильяма, и ему казалось, что он ступает сейчас по минному полю. – Как вашим творениям удалось низвергнуть вас с вашего мнимого пьедестала и загнать в самый отдалённый уголок Вселенной, сжав до состояния человеческой оболочки?
– Как обычно происходят дворцовые перевороты, Уильям? Собирается компания заговорщиков, обсуждает план действий, а потом нападают, когда их жертва ни о чем не подозревает. Они творили – я слабел. – Алан говорил это так, словно ничего необычного в произошедшем не было; его будничный и спокойный тон поразил Уилла, а отстранённый взгляд лишь усилил произведённое впечатление. – Им ничего не стоило растащить меня на маленькие кусочки и закинуть в разные уголки мироздания, чтобы мне было тяжелее восстанавливаться.
– Вы дали им власть, – понимающе протянул Уильям. – И они почувствовали ее в полном объёме.
– Да. Я относился к ним, как к равным. Больше я такой ошибки не допущу.
Как к равным. Вся жизнь Уильяма был построена на строгом подчинении старшим, беспрекословной вере им и соблюдении придуманных когда-то и кем-то формальностей. И слова Алана о созданиях, которые не были подчинены его воле, которые стояли с ним на одной ступени, лишний раз напомнили Уиллу о прописанных свыше истинах, внушаемых церковью своей пастве. Королю власть дана от Бога – все призваны служить ему и подчиняться, как ангелы, созданные Богом.
И за неподчинение последует наказание.
Алан не сожалел, когда говорил о произошедшем, но его тон стал неожиданно холодным и колючим. Уилл не видел на его лице ни тени сомнения в своих действиях, но ошибка привела Алана в Чикаго, загнала его в этот маленький мир, в котором он был вынужден ютиться. Уилл усмехнулся: наверно, Алан чувствовал себя так же, как человек, оказавшийся в маленькой тюремной комнате после роскошного особняка.
Четыре стены и кровать – минимум удобств, с которыми приходится мириться, в обмен на возможность жить.
Если все было так, то Уильям хорошо его понимал, но все же выражение лица Маккензи было слишком безучастным и апатичным, чтобы Уилл мог подтвердить свою догадку. Алан больше не смотрел на Уильяма, устремив свой взгляд сквозь него, далеко за пределы этой планеты и, возможно, даже этой галактики. Но Уилл не хотел знать, что он там видит.
– Так что вы все-таки такое? Идеал. – Уилл протянул это слово, как будто это могло развеять окруживший их туман и приоткрыть завесу тайн Алана Маккензи. – Чем больше вы рассказываете мне о себе, тем мне больше кажется, что я вас практически не знаю. Вам комфортно находиться здесь, в этом теле? Мне кажется, для такого существа, как вы, не было бы проблематично сжаться до состояния человека, но все же. Это должно приносить дискомфорт.
– Так и есть, Уилл. Я все и ничто. Я одновременно нахожусь в каждом уголке Вселенной и в каком-то конкретном месте на этой планете. Нет ничего, что могло бы укрыться от моего взгляда. Но у этого есть своя плата. – Алан наигранно вздохнул. – Человеческие глаза фокусируются на предмете своего интереса. Вы рассматриваете его, ваш мозг обрабатывает информацию, и только потом вы переводите взгляд дальше, маленькими шагами продвигаясь вперёд. Я же лишён этой привилегии. Однако, об этом ты узнаешь чуть позже. Не рассказывать же сразу все в наше первое свидание.
Алан привычно исчез из жизни Уильяма на долгие недели, оставив его кипеть в котле из собственных сомнений и тревог. Алан исчез, но вместе с ним не исчез ни сладкий запах дыма, пропитавший каждый уголок кухни Уильяма, ни ощущение постоянного присутствия Алана рядом. Алан был везде, в каждой детали и в каждом человеке вокруг, он видел все и ничего. Иначе бы он уже непременно появился и развеял все одолевающие Уильяма сомнения.
Внутри все на мгновение скрутило от боли, а волоски на задней стороне шеи зашевелились. Уильям обернулся, и на мгновение ему почудилось, что около входа мелькнула чья-то фигура, но это была лишь высокая тёмная занавеска, вскинутая в воздух порывом ветра.
– А я?
