– Мистер Белл, наша больница – образец правильности и профессионализма, – мужчина начал расхаживать из стороны с сторону, сцепив руки за спиной и кивая в такт каждому своему слову, – Мне бы не хотелось в завтрашнем выпуске читать об очередном инциденте с участием наших сотрудников. Надеюсь, вы понимаете мои опасения.
– Да, – Уилл согласно кивнул, выхватив короткую паузу в монологе начальника, чтобы наконец вставить и своё слово, – очень хорошо понимаю и…
– Я надеюсь, – прервал его Ридли, – что впредь подобной ситуации, как сегодня – больше не повторится. Приводите своих благодетелей к себе домой и там оперируйте. Уверен, вас обеспечили местом для… – он взмахнул в воздухе руками, словно пытался обрисовать то, что имеет в виду, – подобного рода деятельности. Мне не нужно, чтобы по моей больнице расхаживали вооружённые бандиты. Это вам ясно?
– Предельно.
Кивать и соглашаться. Порой работа ничем не отличалась от тюрьмы. Все те же правила и тот же подход. Чем меньше говоришь и споришь – тем больше шансов дожить до следующего утра. Иногда Уильяму это казалось парадоксальным, но он довольно быстро усвоил, что все приходит с опытом. Даже умение вовремя замолчать.
Низенький врач несколько раз огладил свой живот, затем похлопал себя по груди и причмокнул губами, как старушка, вспоминающая свои лучшие годы. Мистер Ридли смотрел на Уильяма, явно решая его судьбу, и еще два года назад Уилл бы занервничал и начал придумывать способы сохранить свою работу любым образом. Сейчас же Уильям не чувствовал ничего, думая о перспективах своего будущего. Все, чего Уильяму хотелось – лечь в кровать и спать несколько дней подряд, потом сытно поесть, послушать радио, сходить в кино и снова спать, пока ему и это не надоест, как всякое другое увлечение.
Он устал.
В худшем значении этой фразы.
Мистер Ридли громко хмыкнул, и звук этот больше был похож на низкий тяжелый кашель. Старший врач сунул руки в карманы, скрипнул каблуками по полу и развевающимся халатом начал удаляться, напоминая Уильяму помесь летучей мыши и гуся. У него даже были такие же маленькие красные лапки – новенькие лакированные ботинки и разваливающаяся походка идеально дополняли друг друга.
– Ах да.
Ридли остановился в другом конце коридора и, обернувшись, протрубил на последок:
– Мистер Белл, вы уволены!
Что ж, по крайней мере, теперь у Уильяма появилось лишнее время, чтобы дочитать наконец ту стопку книг, что уже второй месяц возвышалась на его прикроватном столике.
Глава XVI. Щепки
Длинные алые языки пламени взметались ввысь, жадно облизывая мечущееся в дыму апельсиновое небо и обгладывая обгоревшие кости деревьев, попадавшихся на пути всепожирающего пожара. Он аплодировал крикам людей хрустом ломающихся домов и агонией мечущихся в западне животных, медленно, но верно продвигаясь вперёд, обходя стороной небольшую опушку на границе еще не тронутого смертью леса.
Низкий покосившийся дом с давно проломившейся крышей стал невольным свидетелем царившего вокруг него безумия, молчаливо наблюдая за всем пустыми глазницами окон и тихо поскрипывая ставнями в такт резким порывам ветра, нещадно ударяясь об проломленные стены и подгоняя замедлившийся на подступах к дому пожар, который словно боялся подойти ближе и нарушить напряжённый покой двух фигур, замерших в тени строения.
Мужчина хмурился, глядя на стоящую перед ним девушку светлыми выцветшими глазами словно сквозь неё, и нервно поправлял колышущийся от порывов жаркого ветра плащ за спиной, бьющийся об ноги. Огонь шумел в ушах, и мужчина замотал головой, пытаясь избавиться от этого чувства, но оно стало лишь сильнее, добавившись к спутанным и захлёбывающимся в самих себе мыслям. Жар от остановившихся в паре шагов от них языков пламени усилился, похрустывая искрами в воздухе.
Мужчина с силой сжал хрупкую ладошку девушки в своей руке, небрежно смахнув выступившую на бледной коже кровь. Глаза слезились от дыма, а медленно бьющееся сердце будто бы разрывалось от отлетающих с пронзительным хрустом от деревьев щепок, что острыми иглами вонзались в него. Девушка задрожала и сделала шаг назад, даже не дрогнув, когда ее голых лодыжек коснулись обжигающе холодные языки пламени, и словно длинные костлявые руки начали тянуть к себе, стремясь забрать еще одну жертву на свой и без того ломившийся в эту ночь алтарь.
Рука сама по себе потянулась к девушке, но была остановлена холодным взглядом с пляшущими в нем чёртиками, доведшими до безумия жителей деревни, что сейчас своими криками прорезали спокойную ночную тишину и безмятежное спокойствие полей, пав невольными жертвами неосторожных слов, недосказанности между богами и сводящего с ума вихря буйствующих в экстазе вакханок из ближайшего храма, что в эту ночь принимал самого Диониса.
Дом неподалёку взорвался ярким сиянием, выплюнув сквозь свои пустые окна пышущий жаром воздух, а затем огонь стих, теперь уже как-то робко касаясь сухих, еще не тронутых пожаром стен полуразрушившегося дома, и не смея подступить еще ближе к девушке и непривычно хмурому мужчине. Где-то вдалеке в последний раз вскрикнула птица, прежде чем все погрузилось в мрачную давящую тишину.
Никто не смел нарушить повисшее молчание, словно это было той тонкой гранью, что отделяла этот мир от того, чтобы окончательно забыться и упасть в объятья всепожирающего пожара. Вся фигура мужчины выдавала плохо скрываемое им напряжение, плечи были опущены, и он немного неловко переступал с ноги на ногу, взметая в воздух устилавший землю тяжёлый пепел, что хлопьями, словно грязный горелый снег, оседал на его сандалиях и светлой коже. Он улыбался, бегая взглядом слепых глаз по тому, что находилось перед ним, улыбался натянуто, нервно, с едва уловимым безумием, что сопровождало его все последние годы. Мысли в голове метались, как стая диких загнанных в клетку птиц, сталкивающихся друг о друга, чтобы разлететься на несчётное количество острых осколков, что тут же вновь собирались воедино. И все начиналось заново.
Лёгкий порыв прохладного ветра и крепкие объятия ворвались в его мысли, как ураган, принося с собой тепло. Хрупкие девичьи ладошки и горячие слезы обжигали его кожу, оставляя после себя багровые обгорелые дорожки. Девушка дрожала, облачённая в короткий хитон, и крепко, будто бы в последний раз, прижималась к мужчине, словно ища в нем защиты. Низкий мужской голос что-то шептал девушке, крепко держа ее в своих объятьях, а огонь постепенно затихал, отступая все дальше к выжженному лысому лесу.
Губы мужчины почти невесомо касались покрытой пеплом кожи девушки, слизывая проступившие на ней солёные капельки пота и растирая сажу грязными разводами, и он морщился, ощущая на нежной потрескавшейся от огня поверхности губ покалывания от мелких, но острых как иглы солёных щепок, лезвиями прорезавших все, чего они касались. Сквозь сознание мужчины с громким треском прошла трещина, разделив образы в его голове на несовпадающие фрагменты, которые ему никак не удавалось собрать воедино, как бы мужчина не пытался. Кусочки то и дело перемешивались, стоило ему только соединить несколько из них в ясную картинку, и ярким калейдоскопом взрывались в его голове оранжевыми огнями.
