Эта идея Лаоси в наше время нашла провозвестника в лице гр. Л. Н. Толстого, который также советует начинать дело нравственного усовершенствования с низшей ступени
[80]. «Есть лестница добродетели, – пишет гр. Л. Н. Толстой, – и надо начинать с первой ступени». Этою первою ступенью нравственной жизни как Лаоси, так и гр. Л. Н. Толстой считают воздержание. «Воздержание, – учит Лаоси, – первая ступень нравственности» (добродетели)
[81]. «Помимо воздержания, – пишет гр. Толстой, – немыслима никакая добрая жизнь».
2. Лаоси считает высоким нравственным достоинством человека простоту сердца. Простота сердца потому есть высшая добродетель, что очень близко стоит к Тао, к естественности. Без простоты сердца, по учению Лаоси, никто не может достигнуть нравственного совершенства. Человек высокой нравственности, – учит наш философ, – «возвратится к совершенной простоте»
[82]. Эта простота сердца, впрочем, не есть грубое невежество, а, напротив, блаженная и невинная простота. «Кто вполне духовен (т. е. нравствен), – учит Лаоси, – тот бывает смирен, как младенец»
[83]. «Достигший высокой нравственности, – говорит он в другом афоризме, – похож на младенца»
[84]. Такой человек не только похож на младенца, но «возвратится в состояние младенца»
[85].
3. Лаоси провозглашает великое нравственное значение смирения, которое находится в органической связи с простотою сердца, составляя ее естественное последствие.
Сущность этого учения очень ясно выражена в одном из афоризмов Лаоси: «Мир смирен, – пишет он, – все люди ездят и бегают над его твердыней»
[86]. Другими словами, мир охотно стоит ниже всех существ, но никогда не жалуется на это. Такому смирению мира мы должны подражать, потому что «кто желает быть великим, тот должен быть ниже всех»
[87].
Ту же мысль он повторяет метафорически: «причина того, что реки и моря суть цари многочисленных долин, заключается в том, что первые находятся ниже последних»
[88]. Лаоси указывает на Тао как на пример смирения. Тао, по учению его, совершает великие дела, но оно не выставляет себя
[89]. «Не хвалиться тем, что сделано, – говорит он, – не начальствовать над другими, превосходя их, – небесная добродетель»
[90]. Как пример или образец смирения Лаоси выставляет воду. «Вода, – пишет он, – давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему»
[91].
Наихудшим пороком Лаоси считает гордость, противоположную по своему существу смирению. Свое отвращение к этому пороку Лаоси выражает следующей метафорой: «Я не желаю быть гордым, как драгоценный камень»
[92]. Чтобы преодолеть этот порок, прежде всего нужно не выставлять себя, признавая достоинства других. «Кто делает вид, будто много знает, – пишет Лаоси, – и ко всему способен, тот ничего не знает»
[93]. «Зная много, – пишет он в другом афоризме, – жить будто ничего не знаешь – верх совершенства»
[94]. Как средство предотвращения гордости, Лаоси предлагает знать свое место.
4. Рассуждение Лаоси о почести и славе находится в тесной связи с учением его о простоте сердца и смирении. Знатность, известность и величие этого мира, по мнению Лаоси, не суть истинные почесть и слава, ибо они противоречат смирению Тао. Почесть и слава этого мира слишком непостоянны и неопределенны; в них нет ничего существенного, поэтому они противоестественны, а следовательно, греховны. Этот взгляд и служил исходною точкой мнения Лаоси, что незнатность и неизвестность есть истинная почесть и слава человека.
С другой стороны, позор и оскорбление в этом мире не есть действительный позор и оскорбление. Поэтому Лаоси относится к ним как к чему-то крайне призрачному. «Почесть и позор, – пишет он, – одинаково странны для мудреца»
[95].
5. Лаоси не только проповедник простоты и смирения, но и провозвестник самоотверженного человеколюбия. Основанием этого учения служит Тао, которое не заботится о самом себе, а только о других. «Тао сотворило все существа, а добродетель (его) кормит их; они дают им вещественную форму, а могущество (их) совершенствует вещи»
[96].
Эта любовь Тао ко всем существам
[97] должна быть образцом нашего человеколюбия, которое Лаоси называет человеколюбием Тао.
Истинное человеколюбие должно быть самоотверженной любовью. «Святой заботится о себе после других»
[98]. Такое человеколюбие должно быть, по своему существу, всеобъемлющим и не должно знать границ. Эта идея выражена в следующем сравнении. «Небесное Тао, – пишет он, – не имеет родственников (которым оно могло бы оказывать преимущество перед другими): оно всегда склоняется к добрым людям»
[99]. Значит, Тао чуждо несправедливости: оно ко всем относится одинаково.
Самое высокое человеколюбие – это любовь ко врагам. Истинно любящий не должен исключать из своей любви даже ненавидящих его самого. «За ненависть, – учит Лаоси, – платите добром»
[100], – учение, очень напоминающее христианскую заповедь о любви к врагам.
Конечно, лаосиевская формула учения и любви ко врагам менее жизненна и содержательна, чем заповедь Христа, но тем не менее нельзя не подивиться тому, что эта великая гуманная истина в VI в. до Р. Хр. была проповедана китайцам через их национального философа.
3. Социальная этика
Лаоси думал, что общество с его вождем – царем – может в значительной мере способствовать осуществлению учения об индивидуальной морали. Поэтому Лаоси серьезно занимается решением вопроса об общественном строе.
