Обернувшись, она увидела в конце холла, идущего насквозь через весь дом, прекрасный старомодный сад, а за ним — фруктовый в цвету. Их дом населен лишь призраками будущего — не прошлого. Еще не рожденные глаза смотрели в его окна, не рожденные голоса звучали в комнатах, не рожденные ноги бежали во фруктовый сад. Прекрасное далеко, неизведанные чудесные годы ожидали их здесь. К ним будут приходить друзья, их кулаки будут стучать в эту дверь, шелковые платья шуршать по комнатам, здесь будут жить дружба и поцелуи, которые так любит их клан. Что за дом они сотворят из Лесной Паутины! Все богатство и плоды мира будут принадлежать им.
Джоселин увидела свое и Хью лица в длинном зеркале, висящем над камином в углу. Зеркало с забавным черным котом наверху, привезенное из Корнуолла и проданное вместе с домом. Молодые, счастливые, веселые лица на фоне голубого неба и кристально чистого воздуха. Хью обнял ее за плечи и прижался щекой к ее щеке.
«Это старое зеркало, милая. В нем отражалось множество женских лиц. Но ни одно из них не было столь прекрасно, как лицо моей королевы».
Свадьба состоялась в сентябре. Милли, безалаберная младшая сестрица Джоселин, стала подружкой невесты. Фрэнк Дарк — шафером. Джоселин никогда прежде не видела Фрэнка Дарка. Он жил в Саскачеване, куда его отец, Сайрус Дарк, перевез семью, когда она еще была невелика, и где Фрэнк и Хью стали закадычными друзьями за годы, что Хью провел на западе. Фрэнк прибыл на свадьбу прямо в день венчания. Джоселин впервые увидела его, когда дядя Джефф ввел ее в церковь и оставил рядом с ожидающим невесту женихом. Джоселин подняла глаза, чтобы взглянуть на Хью, но вместо этого посмотрела мимо, прямо в глаза Фрэнка Дарка, который с любопытством взирал на невесту своего друга.
Фрэнк Дарк — «темен как по имени, так и по природе», говорили в клане. У него были блестящие черные волосы, тонкое смуглое лицо и темные влажные глаза. Очень красивый парень, этот Фрэнк Дарк. Рядом с ним Хью выглядел долговязым, угловатым и грубым. И в этот миг Джоселин Пенхаллоу поняла, что никогда не любила Хью Дарка, а лишь питала к нему дружеские чувства. Она влюбилась во Фрэнка Дарка, которого никогда прежде не видела.
Церемония уже началась, когда она осознала это. Джоселин до сих пор считала, что пойми она это чуть раньше, то могла бы каким-то образом остановить венчание, как-нибудь, неважно как, но главное — остановить. Но когда она пришла в себя, Хью уже говорил «Да», и тень Фрэнка была перед нею на полу, когда она сказала свое «Да», не совсем понимая, что говорит. Мгновенье… и она стала женой Хью Дарка — женою Хью Дарка, корчащейся в муках страстной любви к другому мужчине. А Хью в этот момент давал сердечную клятву, что никакие страдания, печали или боли не затронут ее, если он сможет помешать этому.
Джоселин сама не знала, как пережила этот вечер. Он навсегда остался самым кошмарным воспоминанием в жизни. Хью поцеловал ее в губы, нежно, собственнически. Этот поцелуй уже мужа вызвал у Джоселин порыв внезапного протеста. Милли одарила ее следующим, мокрым от слез поцелуем, а затем Фрэнк Дарк, спокойный, любезный Фрэнк Дарк, наклонился к ней с улыбкой и поздравлениями на губах, и легко поцеловал в щеку. Это был первый и последний раз, когда он коснулся ее, но и сегодня, десять лет спустя, этот поцелуй горел на щеке Джоселин, когда она думала о нем.
Затем началась оргия поцелуев. На свадьбах Дарков и Пенхаллоу каждый целовал невесту и всех прочих, кого могли или желали поцеловать. Джоселин, смущенная и ошарашенная, держала в голове одну единственную ясную мысль — никто, никто не должен поцеловать щеку, которой коснулись губы Фрэнка. Она слепо отдавала свои губы и левую щеку, но хранила правую для него. Снова и снова к ней подходили с пожеланиями, слезами или смехом. Джоселин ощутила слезы матери; ее кости затрещали в объятиях Утопленника Джона; она услышала, как старый дядя Эразмус прошептал одну из своих непристойных шуток, что вечно выдавал на свадьбах; она видела холодное злое лицо миссис Конрад, которая так и не поцеловала ее; бледные дрожащие губы Полин Дарк — ее поцелуй был холоден, как могила; слышала веселый шепот тетушки Шарлотты: «Скажи ему, чтобы хорошо вел себя хотя бы раз в неделю». Все было словно сон, и она должна вскоре проснуться.
Испытание добрыми пожеланиями закончилось, и началось испытание свадебным ужином. Над Джоселин смеялись, потому что она не могла есть. Дядя Эразмус сделал непристойный жест и был наказан толчком локтя своей жены. После ужина Хью повез жену домой. Вся молодежь, и среди них Фрэнк Дарк, остались в Серебряной Бухте танцевать. Джоселин ушла, лишь набросив накидку на платье невесты. Хью попросил, чтобы она отправилась с ним домой именно так.
Дорога до Лесной Паутины прошла в молчании. Хью решил, что Джоселин почему-то не хочет разговаривать. Он был так счастлив, что и сам не хотел. Слова могли все испортить. В Лесной Паутине он помог ей выйти из повозки и повел за руку — как холодна была ее рука… она так напугана, его маленькая любовь… по траве к дому и через порог. Он повернулся к ней, чтобы приветствовать маленьким стишком, сочиненным по случаю. Хью умел обращаться с рифмами — эта сноровка передавалась то одному, то другому в клане, совершенно непредсказуемо попадая в те или иные черепные коробки. Он представлял себе эту сцену сотню раз: как вводит в дом невесту в шелках и белой вуали… но не с такими бледными губами и наполненными ужасом глазами. Только сейчас Хью понял, что происходит что-то очень плохое. Это не было милой дрожью и смущением счастливой невесты.
Они стояли в холле Лесной Паутины и смотрели друг на друга. Огонь мерцал в камине — Хью сам разжег его перед тем, как уйти на венчание, и поручил поддерживать мальчику-слуге — холл купался в розовых отсветах пламени, они падали на его прекрасную золотую невесту — которая больше ему не принадлежала.
— Джоселин, любовь моя, что не так?
Она нашла в себе силы ответить.
— Я не могу жить с тобой, Хью.
— Почему?
Она сказала ему. Она любит Фрэнка Дарка и, любя его, не может быть женой другого мужчины. Сейчас ее глаза не были больше ни голубыми, ни зелеными или серыми, они сверкали пламенем.
Это был ужасный миг. Хью открыл дверь и посмотрел на нее, белизна гнева покрыла его лицо, словно иней. Он произнес лишь одно слово:
— Иди.
Джоселин ушла, призраком в мерцании атласа и кружев, в холодный сентябрьский лунный свет, сияющий над холмом Лесной Паутины. В каком-то диком восторге она почти бежала домой в Серебряную Бухту. Когда проходила мимо кладбища, погребенные там предки, казалось, преследовали ее, таща обратно. Но не ее отец. Он спокойно лежал в своей могиле, спокойней, чем когда-либо, будучи живым. В нем когда-то текла испанская кровь. Миссис Клиффорд Пенхаллоу могла бы все рассказать об этом. Семья, да и она сама, знали, как нелегко было жить рядом с причудами Клиффорда. Хотя, овдовев, поняла, что трудностей, от которых муж ее ограждал, оказалось намного больше.
Джоселин не питала иллюзий. Она стала законной женой Хью и не могла выйти замуж за другого. Мысль о разводе никогда не приходила ей в голову. Но она была свободна, чтобы сохранить верность своей любви — этой чудесной страсти, что так внезапно заполнила ее душу и подарила крылья, — она почти летела, а не шла по дороге. Очарование любви поднимало ее над страхом и стыдом, ничто не могло затронуть ее, даже то, что ей предстояло. В таком восторженном состоянии она подошла к дверям дома матери, распугав танцоров, которые тотчас разошлись по домам, словно меж ними прошло привидение. Джоселин, неся на своей помятой фате холодную влагу осенней ночи, поднималась по лестнице, гадая, видел ли ее Фрэнк и что подумал. Но Фрэнка там не было. Через десять минут после того как Хью увез свою жену, пришла телеграмма для Фрэнка Дарка. Сайрус Дарк умирал в Саскачеване. Фрэнк тотчас ушел, чтобы запаковать свой едва распакованный саквояж и сесть на ранний паром, и, таким образом, возможно, избежал хлыста, которым ему молча угрожал безумец из Лесной Паутины и которого, нужно признать, он вовсе не заслуживал.
