Она чувствовала себя старой, глупой и опустошенной. Возможно, Хью и впрямь любит Полин и хочет стать свободным. Очень хорошо. Почему нет? Разве она не полюбила Фрэнка Дарка? Почему бы не рассуждать философски? «Если Хью получит развод, я тоже стану свободна и, возможно, Фрэнк вернется…» — нет она не могла так думать. От этой мысли высокое пламя любви, которое она поддерживала в своем сердце все эти годы, меркло и обесценивалось.
Над дюнами разливался восход, легкая дрожь бежала по травам песчаных холмов, когда она возвращалась домой. Ей и в голову не пришло, что в столь ранний час кто-то может попасться на пути, но кто, как ни тетушка Но, полусогнутая, укутанная в серую шаль, трусила навстречу по утренней росе безмолвного белого пастбища Эла Гримсона. Ее яркие маленькие глаза пронзили Джоселин любопытством. Она казалась невероятно старой и загадочно молодой в одно и то же время.
— Ты рано встала, миссис Дарк.
Джоселин ненавидела, когда ее называли миссис Дарк, так же как не любила забирать на почте письма, адресованные «миссис Хью Дарк». Однажды ей пришлось подписать некий юридический документ именем «Джоселин Дарк», и она бросила ручку и поднялась с губами, белыми как снег. Тетушка Но была единственной из клана, которая обращалась к ней «миссис Дарк». Но не было причин обижать ее.
— И вы тоже, тетушка.
— Э-э, я совсем не спала. Провела всю ночь в Майерс Форест. Там маленькая девочка… прекрасное дитя, но, боюсь, у нее рот Майерсов.
— А как Элис?
— Элис в порядке, но ужасно жалеет себя. И все же у нее пока не наступили трудные времена. И слов нет о каких-то страданиях. Одно удовольствие помогать такой женщине с ребенком. Я бы помогла и тебе… там, — тетушка Но махнула рукой в сторону Лесной Паутины, в бледно-сером свете привидением парящей над холмом, — если бы ты не повела себя так. Я уже имела дело с детьми в том доме… была там, когда родилась Клара Тривуф. Какое было время! Старый Корнелиус… хотя тогда он был молодым Корнелиусом… совсем свихнулся. Как будто прежде ни у кого не рождались дети. В конце концов мне пришлось заманить его в подвал и запереть там, иначе ребенок никогда бы не родился. Бедная миссис Корнелиус не могла сосредоточиться из-за его воплей. Клара стала последним ребенком в Лесной Паутине. Пора бы уже появиться следующему. Но все может быть. Говорят, Хью собирается получить развод у янки. Если это так, Полин не позволит ему во второй раз ускользнуть из ее пальцев. Но у нее никогда не будет таких детей, какие были бы у тебя, Джоселин. Кишка у нее тонка для этого.
VI
Маленькому Брайану Дарку пришлось после похорон идти домой пешком, потому что его дядя Дункан вознамерился поехать в город.
«Перед дойкой не забудь собрать камни с поля», — сказал он ему.
У Брайана не бывало ни дня, чтобы поиграть, даже половины дня. Он очень устал, потому что собирал камни весь день с раннего утра и очень хотел есть. Точнее говоря, он всегда хотел есть, но хуже физического был голод сердечный. На могиле его мамы нет памятника. Сможет ли он когда-нибудь, когда вырастет, заработать достаточно денег, что поставить его?
Добравшись до уродливого, окруженного чахлыми деревцами, желтого дома Дункана Дарка, он снял свой потрепанный «лучший костюм», надел заношенную рабочую одежду и отправился на поле собирать камни. Он собирал их до времени дойки, до боли в спине и сердце. Затем помогал мистеру Конвею доить коров. Мистер Конвей был единственным наемным работником, из всех известных Брайану, к кому обращались «мистер». Мистер Конвей утверждал, что не стал бы работать на того, кто бы обращался к нему иначе. Но, черт побери, он стоил того, будучи мастером на все руки. Брайан любил мистера Конвея, скорее напоминающего несостоявшегося поэта, чем наемного работника. У него имелись грива кудрявых, каштановых волос, повислые усы, козлиная бородка и прекрасные круглые карие глаза. Он приехал из Новой Шотландии и называл себя синеносым
[13]. Брайан часто гадал почему, поскольку цвет носа мистера Конвея был весьма далек от синего. Фактически красным.
Когда дойка была закончена, тетя Алтея, высокая, светловолосая, известная своей сварливостью и неряшливостью, отправила его в Бухту Малой Пятницы к Сэмам, чтобы спросить, не продаст ли кто из них трески.
«Будь умницей, — предостерегла она Брайана. — Не болтайся, где попало, иначе Лунный человек словит тебя».
Что сделает Лунный человек, если «словит», она никогда не уточняла, видимо, полагая, что неизвестное всегда пугает больше, чем известное. Брайан же предполагал, что тот сварит его в масле и раздерет по косточкам. Он боялся Лунного человека больше, чем дьявола. Кто-то поведал ему, что если у мальчика нет отца, то его отец — дьявол, который может прийти ночью и забрать его. После этого он долго не мог спать ночами от ужаса. Но мистер Конвей утверждал, что дьявола не существует, и подтверждал это столькими «черт возьми», что Брайан поверил. Он хотел верить ему. Но в то же время мистер Конвей отправил к черту и небеса, а это было не слишком хорошо, потому что означало, что Брайан никогда вновь не увидит маму. Мистер Конвей не заходил настолько далеко, чтобы утверждать, что Бога нет. Он даже признавал, что, по всей вероятности, тот существует. Кто-то же должен управлять делами, хоть и не слишком успешно.
«Словно молоденький Бог, который еще не научился своему делу, черт возьми», — говорил мистер Конвей.
Брайан был слишком мал, чтобы эти слова возмутили его. Ему даже понравилась мысль о молоденьком Боге. Он всегда думал о Боге, как о суровом бородатом старике.
Если бы Брайан так не устал, то порадовался бы прогулке до Бухты Малой Пятницы. Он очень любил смотреть на огни гавани, расцветающие в синеве сумерек. На загадочные корабли, уплывающие от дюн вдаль к неведомым влекущим берегам. Он приметил один, что как раз выходил из гавани, и мысленно последовал за ним.
Когда Брайан добрался до Бухты Малой Пятницы, его встретил там Большой Сэм, находящийся в довольно дурном настроении. Ожидались неприятности, на что в последнее время указывали разные знаки и предзнаменования. Большой Сэм не мог дальше закрывать на это глаза. Соленый, его пес, ужасно выл весь прошлый понедельник. Во вторник Маленький Сэм разбил зеркало, перед которым брился много лет. В среду Большой Сэм не смог на удачу поднять замеченную им булавку, в четверг он прошел в мастерских под лестницей Тома Эпплбея, а в пятницу… в пятницу… только подумать… Большой и Маленький Сэмы умудрились за ужином рассыпать соль между друг другом.
Большой Сэм был настроен не поддаваться предрассудкам. Что могут значить для доброго пресвитерианца просыпанная соль или разбитое зеркало? Но он верил в сны, основываясь на библейском подтверждении. И ему приснился ужасный сон, как раз после того, как умерла тетя Бекки — он видел полную луну, которая в один миг стала черной, затем ярко-красной, при этом всё приближаясь и приближаясь к земле. С жутким криком, что нарушил покой весенней ночи в Бухте Малой Пятницы в радиусе нескольких десятков метров, он проснулся как раз в тот миг, когда луна, казалось, почти коснулась земли. Большой Сэм на протяжении сорока лет тщательно и многословно записывал свои сны и, просмотрев все записи, пришел к выводу, что такого впечатляющего у него еще не бывало.
