Принцесса открыла глаза. Она лежала в летнем павильоне, уставленном вазами с цветами, а рядом сидел Баосюй.
– Наконец-то ты вернулась, – сказал Баосюй тихо. – Я уж думал, что навсегда потерял тебя…
– Баосюй, – прошептала принцесса, не веря своему счастью. – Я жива!
– Да. Но почему ты плачешь?
– Мне было так страшно и одиноко, Баосюй! Я помню, что душа моя скиталась, но не помню где…
– Ну и хорошо, что не помнишь, – непонятно сказал Баосюй.
Фэйянь во все глаза смотрела на него и не могла насмотреться.
– Баосюй! – воскликнула вдруг она. – У тебя глаза изменились!
– Да, попросил у Крылатой Цэнфэн вставить мне глаза позорче, – отшутился дракон. – А в придачу к глазам мне еще и крылья поменяли. Я теперь смогу летать еще выше и еще быстрее.
– Баосюй, я писала тебе письмо… Меня держали в плену…
– Письма я не получал и потому слишком поздно узнал обо всем, что произошло с тобой. Но не волнуйся, любимая, императрица Чхунхян больше никогда не пригласит тебя погостить в землях Жемчужного Завета.
– То есть…
– То есть императрицы больше нет. Возможно, Жемчужный Завет в этой связи объявит Лунтану войну. Но я думаю, что этого не произойдет. Обними меня, моя девочка, и забудь обо всех печалях.
– Баосюй, у нас будет ребенок…
– Я знаю. Все говорят, что он должен стать каким-то необыкновенным.
– Кто говорит?
– Ань и Юй, и теща, конечно.
– Ой! Они тоже здесь?
– Разумеется. Ведь мы тебя и спасать пошли этаким отрядом…
– О, Баосюй! Я недостойна того, чтобы ко мне были так добры!
– А это уж не тебе решать, любимая! Давай сменим тему разговора. Не хочешь ли ты поговорить о распускающихся пионах?
Цзюань 18
ДЕНЬ СОРОКИ
Вечер должен закончиться гимном
Отцветающих яблонь и слив.
Это, верно, сегодня долги мне
Все простили и все принесли.
Словно гроз неизбежных предвестье
Трав голодный, тоскующий шум.
Я на зов неуслышанной песни
Сквозь умершие царства спешу.
Задержавшись в волненье минутном:
Взгляд – деревья – окно – небеса,
Я пойду по таким бесприютным,
По своим часовым поясам.
Семь громов говорили со мною
Голосами то агнцев, то львов.
Вырастал за Китайской стеною
Город яшмовых колоколов.
И растаял, как будто и не был,
Сон. Не в руку. Несбыточный сон…
Опускалось кипящее небо
И смотрело мне прямо в лицо.
Головы Хона и Хуна, а также еще дюжины заговорщиков наемный убийца по прозвищу Прозрачный Меч действительно положил в беседке Побеждающей Правды. В расчет за работу он, как было уговорено, взял большой ларец с драгоценностями. И больше в Яшмовой Империи не было ни слуху ни духу ни об этом наемном убийце, ни о тайных обществах, ни о заговорщиках и изменниках. Правда, некоторые высокопоставленные чиновники спешно бежали из страны, а некоторые оказались в тюрьме, но это в общем не нарушило покоя страны. И разговоры о злодеях и изменниках, помышляющих с помощью смерти государя пробудить какого-то Подземного Владыку, постепенно сменились разговорами о более приятном событии – о предстоящей свадьбе императора Жэнь-дина. Тем более что на этом торжестве собирались присутствовать такие высокие гости, как мать-богиня Нэнхун, Небесные Чиновники, а также принцесса Фэйянь со своим мужем-драконом. Словом, общество собиралось самое изысканное.
До дня свадьбы император Жэнь-дин буквально истомился сам и истомил ближайших подчиненных. Ведь ему не следовало видеть невесту согласно брачным законам, а как хочется нарушить эти законы и коснуться нежной руки Вэньфэнь или побеседовать с нею у водопада Ласковых Слез! Чтобы хоть немного отвлечься от мыслей о своей невесте, император Жэнь-дин устраивал приемы, как частные, так и официальные. На одном из частных приемов императора побывал первый императорский каллиграф господин Лу Синь со своей женой Ирис.
– Как тебе семейная жизнь, Лу? – спросил юный император, с любопытством разглядывая Ирис. А та рдела от смущения и, замерев в поклоне, прикрывала лицо веером.
– Благодарю, государь, – прозрачно улыбнулся Лу. – Я так счастлив, что нечего и желать. Надеюсь, что моя супруга скажет то же.
– Я не вижу ее личика. Прикажи ей убрать веер.
– Ирис, не смущайся. Ведь это государь!
– Простите, простите, я не знаю дворцовых правил, – пуще прежнего залилась краской молодая женщина, а скорее девочка, и убрала веер.
Император ахнул:
– Она как две капли воды похожа на мою сестру!
– Да, – кивнул Лу Синь.
– Теперь я верю, что ты воистину счастлив, – сказал император. – Однако, чтобы не пошло сплетен и толков о том, что ты взял в жены девушку низкого происхождения, я немедленно дарую ее роду вторую вельможную степень и три поместья в уделе Шэнь. Указ уже подготовлен.
– Тысяча благодарностей, государь, – низко поклонился Лу Синь.
– А, не благодари, – отмахнулся Жэнь-дин. – Лучше скажи: прибыли ли в Тэнкин негодник со своей негодницей?
– Это вы о нас, светлейший государь? – раздались голоса из-за ширмы, которая до этого не подавала ни малейших признаков жизни.
– Ох! – воскликнул император. – Сто лис-оборотней! Как вы тут оказались?!
– Мы опять сумели пройти незаметными. – К трону императора подошли Медноволосый Тжонг и Юйлин и пали на колени. – Не казните и не корите нас, великий владыка! Мы хоть и негодники, но любим вас нелицемерно!
– В знак верности и извинения приносим вам смиренные дары, ваше величество. – Тжонг хлопнул в ладоши, и перед ним возник небольшой столик, а на столике – шкатулка, обтянутая ярким шелком.
Император от любопытства сошел с трона и открыл шкатулку.
– Ох! – воскликнул Жэнь-дин. – Не может быть!
Он извлек из шкатулки венец совершенной красоты – равного ему и не могло быть на земле. Венец переливался всеми цветами радуги, а к его ободу крепилось двенадцать нитей великолепного жемчуга казалось светящегося изнутри.
– И у кого вы это украли? – поинтересовался государь, не в силах оторвать взор от венца.
– Государь, верьте, этот венец добыт честно – сказала Юйлин. – Мой муж выиграл его у звездной феи Луннань за четыре партии в мацэзян!
– И ни разу не сжульничал? – ехидно спросил император.
– Нет! – твердо ответил Тжонг и тут же рассмеялся.
