Должен добавить: помимо детей, здесь проживает островной спрайт по имени Зоя Чапелуайт. Причем я не был заранее уведомлен о ее присутствии. Спрайты, как наверняка вам известно, очень ревностно охраняют свою территорию, а я приехал на принадлежащий ей остров без приглашения. Она была вправе отказать мне во входе или сделать со мной что-нибудь похуже. Либо Департамент не был достаточно информирован, либо по какой-то причине меня решили не предупреждать.
Что касается мистера Парнаса, то его досье состояло из единственной страницы, которая ничего существенного о директоре приюта не содержит. Что крайне огорчительно. Полагаю, целесообразнее было бы прочитать о нем в документах, чем вступать в личную беседу. Я здесь нахожусь для инспекции и доклада, мне крайне затруднительно вдобавок к исполнению текущих обязанностей играть роль искусного собеседника.
В мистере Парнасе есть что-то такое, чего я пока не могу уловить. Он определенно выглядит хорошим воспитателем и обладает сверхъестественным умением всегда знать, где дети находятся и что они делают.
Полагаю, мне все же придется с ним подробно побеседовать. Хотя дети кажутся счастливыми, я обнаружил в управлении приютом некоторую долю хаоса. Когда я прибыл, дети свободно разгуливали по всей территории острова, а хорошо известно, что магическая молодежь не способна полностью контролировать свои силы.
Добавлю, что, даже учитывая, какие именно дети здесь проживают, считаю уровень секретности немного излишним.
– Огонь и пепел! – ревел Люси, расхаживая взад и вперед. – Смерть и разрушение! Я, вестник бедствий, несу мор и чуму людям! Кровь невинных поддержит меня, и вы все преклоните предо мною колени, ибо я ваш Бог!
Он застыл и поклонился.
Дети и мистер Парнас вежливо похлопали в ладоши. Теодор, чирикая, закружился на месте.
Линус сидел с разинутым ртом.
– Изумительно, Люси, – сказал мистер Парнас. – Особенно мне понравилось использование метафор. Имей в виду, что мор и чума, по сути, одно и то же, так что в конце получился небольшой повтор, но в остальном весьма впечатляюще. Молодец.
Урок проходил в гостиной главного дома, превращенной в классную комнату. Шесть маленьких парт стояли в один ряд перед большим письменным столом. Возле окна (с идеально чистыми стеклами) была установлена старая школьная доска зеленого цвета. В ящичке перед ней лежали мелки.
На одной стене комнаты висела карта мира, а в углу, на металлической подставке, стоял проектор. Вдоль стен шли стеллажи с книгами, как в кабинете мистера Парнаса. Там были энциклопедии, романы, научная литература, древнегреческие мифы и книги о флоре и фауне. Линус заметил корешок с золотой надписью: «История гномов: их культурное значение и роль в обществе». По виду книга содержала не меньше тысячи страниц, и Линус отметил про себя, что при первой возможности надо будет в нее заглянуть.
Довольный Люси сел за парту. Он выступал предпоследним на этом занятии, которое мистер Парнас назвал «Самовыражение». Детей приглашали встать перед всеми и рассказать историю собственного сочинения, правдивую или вымышленную. Талия, со значением поглядывая на Линуса, рассказала историю о проникшем на остров злодее, который с тех пор бесследно исчез. Теодор продекламировал изящный лимерик (как пояснил мистер Парнас), до слез рассмешив всех, кроме Линуса. Фи поведала об одном дереве в лесу, которое она сейчас выращивает, и о своих надеждах на его здоровые корни. Чонси посвятил собравшихся в историю профессии коридорных (как понял Линус, это было продолжение длинной саги).
Затем вышел Люси и, взобравшись на стол мистера Парнаса, сверкая красными глазами, стал грозить всей планете полным уничтожением.
«Самовыражение», по словам директора приюта, должно было помочь детям выработать в себе уверенность (Линусу слишком хорошо был знаком страх выступления перед публикой). Дважды в неделю дети выступали перед остальными с речью на свободную тему, и мистер Парнас считал этот урок творческой отдушиной.
– У детей поразительное мышление, – сказал он гостю, подходя к гостиной. – Иногда они придумывают совершенно реалистичные истории.
Линус кивнул. Он совершенно не сомневался в том, что Люси способен выполнить свои угрозы.
Линус захватил из своей комнаты «Правила и положения», допустив, что потребуется освежить в памяти некоторые моменты. Его блокнот и карандаш лежали поверх книги наготове, но он забыл о них, как только дети начали выступать.
Спохватившись, он напомнил себе, что нужно делать подробные записи, тем более что в «Правилах и положениях» не предусматривалось подобного самовыражения. Поскольку Люси закончил, это означало, что пятеро уже высказались. И остался только…
– Сэл? – сказал мистер Парнас. – Прошу.
Сэл вжался в стул, будто хотел уменьшиться, что, учитывая его размер, выглядело почти комично. Он бросил взгляд на Линуса, быстро отвернулся, заметив, что тот за ним наблюдает, и пробормотал что-то неразборчивое.
Мистер Парнас встал перед его партой и наклонился.
– То, чего мы боимся, чаще всего оказывается тем, чего нам надо бояться меньше всего. Страх иррационален, но он делает нас людьми. И если мы победим свои страхи, то мы можем победить что угодно.
Теодор чирикнул со стола, трепеща крыльями.
– Верно, Теодор, – сказала Фи, подперев подбородок руками. – Смелее, Сэл!
Чонси качнул глазами:
– Ага! Ты сможешь!
– Ты сильный духом, – кивнула Талия. – А это самое важное.
Люси запрокинул голову и уставился в потолок:
– Мой дух предвещает распад и гниение…
– Видишь? – сказал мистер Парнас Сэлу. – Все верят, что ты справишься. Осталось лишь тебе самому поверить в себя.
Линус попытался изобразить ободряющую улыбку. Должно быть, не очень хорошо получилось, потому что Сэл вздрогнул. Но то ли в конце концов набрался храбрости, то ли решил, что все равно не выйдет отвертеться. Он достал лист бумаги, медленно поднялся и вышел вперед.
Мистер Парнас присел на краешек своего стола. Он снова был в коротких брюках, из-под которых торчали ярко-оранжевые носки.
Сэл стоял перед классом, глядя на бумагу, зажатую в руке. Лист едва заметно дрожал. Линус застыл в кресле, как статуя, уверенный, что любое его движение спугнет Сэла и тот убежит.
Губы Сэла беззвучно зашевелились.
– Немножко погромче, – мягко попросил мистер Парнас. – Все хотят тебя слышать. Твой голос – это оружие, не забывай.
Пальцы сжали бумагу; Линус подумал, что она порвется. Сэл откашлялся и наконец заговорил:
– Я всего лишь бумага. Хрупкая и тонкая. Если поднести меня к солнцу, оно будет светить сквозь меня. На мне напишут, и меня нельзя будет использовать снова. Эти строчки уже история. Рассказ. Люди читают, но видят только слова, а не то, на чем они написаны. Хотя таких, как я, много, ни одна другая страница на меня не похожа. На мне есть маленькие морщинки. Во мне есть прорехи. Намочите меня, и я расползусь. Поднесите огонь, и я вспыхну. Сожмите – помнусь. Потяните – порвусь. Я всего лишь бумага. Хрупкая и тонкая.
