Мистер Парнас покивал:
– Даже если у тебя в мозгу пауки?
Люси пожал плечами:
– Может быть. Но Кант говорил о нормальных людях. А я не нормальный.
– Это почему?
– Из-за того, откуда я появился.
– А откуда ты появился?
– Из обработанной пенисом вагины.
– Люси! – укоризненно сказал мистер Парнас, в то время как Линус поперхнулся и в ужасе застыл.
Люси закатил глаза и покрутился, словно ему было неудобно лежать.
– Я пришел из такого места, где мне было не очень хорошо.
– А сейчас лучше?
– По большей части.
– Как ты думаешь почему?
Люси покосился на Линуса, затем повернул голову к мистеру Парнасу:
– Здесь у меня своя комната. И музыка. И ты, и остальные, хотя Теодор и не желает показывать мне свои сокровища.
– А пауки?
– По-прежнему тут.
– Но?
– Пусть остаются в моей голове, пока я не позволяю им меня поглотить, а затем уничтожить известный нам мир.
Линус едва мог дышать, зато мистер Парнас спокойно улыбался.
– Точно. Ошибаться – значит быть человеком. И хотя одни ошибки серьезнее других, если мы на них учимся, мы становимся лучше. Даже если в нашем мозгу живут пауки.
– Я нечестив.
– Да, некоторые так считают.
Люси снова наморщил лоб, размышляя.
– Артур?
– Да?
– Ты знаешь, что твое имя – название горы?
Мистер Парнас заморгал, как будто его застали врасплох.
– Да. Как ты узнал?
Люси пожал плечами:
– Я много чего знаю, но я не всегда знаю, откуда я это знаю. Понимаешь?
– Примерно.
– Гора Парнас была священной для Аполлона.
– Да.
– А тебе знаком Линус Фракийский?
Мистер Парнас поерзал в кресле.
– Я… вроде бы нет.
– Что ж, Аполлон пронзил Линуса стрелами на музыкальном соревновании. Ты намерен убить мистера Бейкера? Если да, то не мог бы ты использовать стрелы? Я хотел бы посмотреть, какие они оставляют дырки.
Линус застыл.
Люси захохотал.
Мистер Парнас вздохнул.
– Ты рассказал всю эту историю, только чтобы подшутить над мистером Бейкером?
– Ну! – Люси кивнул, утирая глаза. – Ты же сказал мне однажды, что мы должны уметь смеяться над собой. – Он нахмурился. – Я поступил неправильно? Кажется, никто не смеется.
– Боюсь, юмор субъективен, – произнес мистер Парнас.
– Жаль, – сказал Люси, снова глядя в потолок. – Человечество такое странное. Если мы не смеемся, то плачем или бежим изо всех сил, потому что нас хотят съесть монстры. Причем это необязательно настоящие монстры. Они могут существовать только в наших головах. Ведь странно, правда?
– Пожалуй. Но лучше так, чем наоборот.
– То есть?
– То есть не чувствовать ничего.
Линус отвел глаза.
Люси обрадовался, когда мистер Парнас закончил занятие раньше обычного – в четверть седьмого. Ему сказали, что он может пойти на кухню и спросить, нужна ли мисс Чапелуайт его помощь. Мальчик вскочил с пола и весело крутанулся на месте. Затем подбежал к двери и, обернувшись через плечо, крикнул:
– Надеюсь, наше занятие вам понравилось?
Линус подумал, что «понравилось» – не вполне верное слово. Они сидели в тишине, пока Люси спускался по лестнице, производя при этом слишком много шума для такого маленького мальчика.
Линус знал, что мистер Парнас хочет узнать его мнение, и тянул время, пытаясь собраться с мыслями. Его блокнот был удручающе пустым. Ладно, можно дать себе небольшую поблажку после всего, что он увидел и услышал с момента прибытия на остров.
– Я ожидал другого, – наконец произнес Линус, глядя в сторону.
– Другого?
– Существуют некоторые… ассоциации с термином. Антихрист. – Он виновато посмотрел на мистера Парнаса. – Если говорить честно.
– Разве? – сухо спросил мистер Парнас. – Не замечал.
– Но я не пожалел, что пришел.
– Я так и думал. – Мистер Парнас разглядывал свои руки. – Могу я поделиться с вами секретом?
Линус насторожился. Директор приюта на Марсии был не из тех людей, кто часто делится своими секретами.
– Да, конечно.
– Я тоже беспокоился, когда узнал, что его присылают к нам на остров.
– Беспокоились?
Мистер Парнас изогнул бровь. Линус напомнил себе, что, согласно досье, этот человек на пять лет его старше. Но он выглядел удивительно молодо. Линус сел ровнее и даже слегка втянул живот.
– Что вас так удивило?
– Я беспокоюсь, когда опаздывает автобус. Когда не проснулся по звонку будильника. Когда захожу в магазин и вижу, что авокадо подорожали. Вот это для меня «беспокойства», мистер Парнас.
– Да, обыденные заботы, – покачал головой тот. – Атрибуты нормальной жизни. Я говорю «беспокоился», потому что не знаю, как иначе выразить свое чувство. Меня беспокоило, что он одинок, беспокоило, как он поладит с другими детьми. Я беспокоился, что не сумею дать то, что ему необходимо.
– А то, кто он есть? – спросил Линус. – Об этом вы беспокоились? По-моему, сильнее беспокойства и быть не может.
Мистер Парнас пожал плечами:
– Конечно, я понимал серьезность ситуации, мистер Бейкер. Но не мог допустить, чтобы это стало центром внимания. Люди вокруг Люси всегда думали только о том, кто он такой и на что способен. Их «беспокойство» было лишь прикрытием страха и отвращения. А дети очень наблюдательны. Если он увидит то же самое во мне, то какая может быть надежда?
– Надежда? – непонимающе повторил Линус.
– Надежда. Это то, что мы должны ему дать. Что мы должны дать им всем. Надежда и место, которое они могут назвать своим домом, где они могут жить и чувствовать себя в безопасности.
– Простите, на мой взгляд, приравнивать Люси к остальным неправильно. Он не такой, как другие.
– И Талия тоже, – отрезал мистер Парнас. – И Теодор. И Фи, Сэл и Чонси. Они здесь именно потому, что не похожи на других. Но так не должно оставаться!
– Вы раздражены?
– Я злюсь, – признался мистер Парнас. – Подобные дети видят вокруг себя лишь предвзятые представления. Потом они становятся взрослыми и сталкиваются с тем же самым. Вы сказали, что Люси не такой, как вы ожидали; значит, вы уже решили для себя, каким он должен быть. Как мы можем бороться с предрассудками, если ничего не делаем, чтобы их изменить? Если допускаем, чтобы предвзятость процветала?
