– Уверяю тебя, это не так. Напротив, довольно старый. Ты, наверное, видел ящики на чердаке, когда ходил осматривать гнездо Теодора?
Видел. Ящики стояли в каждом углу. Линус удивился, но решил, что это просто свидетельства жизни старого дома: вещи, которые имеют обыкновение медленно, но верно накапливаться.
– Да.
– Граммофон пролежал там в ящике долгие годы. Нам он был не нужен, поскольку в доме три современных проигрывателя. Люси его отыскал, вместе с Сэлом очистил от пыли… – Артур задумчиво посмотрел на ящик. – Нам, наверное, следовало проверить его, прежде чем дарить. Я даже не уверен, что он работает.
– А пластинка?
– Люси не дал мне ее посмотреть. Сказал, что это сюрприз и что тебе непременно понравится.
Такие заявления пугали уже значительно меньше, чем в первые дни пребывания Линуса на острове.
Артур отступил от ящика:
– Прошу.
Линус шагнул вперед и извлек конверт из отсека, осторожно вытряхнул из конверта пластинку. На ней не было никаких надписей. Он отложил конверт в сторону, опустил пластинку на диск и щелкнул рычажком на боковой стороне проигрывателя. Пластинка начала кружиться.
– Вроде работает…
– Похоже на то, – кивнул Артур.
Линус опустил иглу. Раздалось тихое потрескивание. А потом… Мужской голос запел: «Дорогая, ты послана мне, я знаю, ты послана мне…»
– Сэм Кук, – прошептал Линус. – Какое чудо.
Сэм пел о том, как то, что он считал легким увлечением, переросло в настоящее чувство.
Артур с легкой улыбкой смотрел на Линуса:
– Присядем?
Линус кивнул, внезапно почувствовав себя неловко. В комнате как будто стало душно, и у него закружилась голова. Наверное, просто устал.
Прежде чем сесть в кресло, он поднял свой отчет и положил его на стол рядом с проигрывателем. Артур занял второе кресло. Их ноги оказались так близко, заметил Линус, что, если он еще чуточку вытянет свои, мыски их ботинок соприкоснутся.
– Я сейчас услышал нечто удивительное, – сказал Артур.
Линус взглянул на него, надеясь, что Артур не может читать его мысли.
– Что же?
– Я пошел пожелать детям спокойной ночи. Ты знаешь, я заглядываю к ним по очереди. Люси всегда последний, поскольку живет в моей комнате, а предпоследним был Сэл. Подойдя к его двери, я услышал новые, счастливые звуки, которых не ожидал.
Линус поерзал в кресле.
– Я уверен, это нормально. Он ведь подросток. А подростки любят… исследовать. Нужно только напоминать ему, что…
– О, мой бог, нет! – сказал Артур, пряча улыбку. – Я не о том.
Линус выпучил глаза:
– О боже. Я не… не хотел… боже правый, да что со мной не так?
Артур закашлялся, скрывая смех:
– Рад слышать, что у тебя столь широкие взгляды.
Линус был уверен, что лицо у него ужасно красное.
– Просто не могу поверить, что я это сказал.
– Я тоже, если честно. Кто бы знал, что Линус Бейкер может быть таким… таким, как ты.
– Да. Ну, буду признателен, если ты никому не расскажешь. Не говори Зое. И особенно детям. Сэл, конечно, достаточно большой, чтобы понимать такие вещи, но, думаю, это смутит невинность Чонси. – Он нахмурился. – Хотя я не знаю, как Чонси смог бы… он вообще… о нет. Нет, нет, нет.
Артур хмыкнул:
– Люси моложе, чем Чонси. Ты не думаешь, что мы должны волноваться и о невинности Люси?
Линус закатил глаза:
– Мы оба знаем, что для него это не проблема.
– Точно. Однако, как, я уверен, ты теперь понимаешь, я говорил не о… не о том. – Последнее слово Артур произнес чарующе тихо; оно будто обернулось вокруг его языка и зубов, прежде чем соскользнуть с губ. Линус мгновенно вспотел. – Я говорил о щелканье клавиш пишущей машинки.
Линус заморгал:
– А! Да… сейчас я вижу, что это более логично.
– Конечно. Я удивился, но не самим этим звукам, а тому, что они были громче обычного. Прежде его машинка звучала приглушенно, потому что он печатал в своей каморке с закрытой дверью.
Теперь Линус понял.
– Я не… если я зря вмешался, то прошу прощения…
Артур поднял руку и покачал головой:
– Нисколько. Я надеюсь, он исцеляется. И ты сыграл в этом важную роль.
Линус опустил взгляд:
– Не такую и важную. Ему просто нужно было…
– Ему нужно было услышать это от кого-то, – сказал Артур. – И я не могу представить более подходящего человека, чем ты.
– Нет, он должен был услышать это от тебя. – Линус поморщился. – Прости, я не упрекаю. Я имел в виду, что мне не следовало вмешиваться.
Артур склонил голову:
– Почему же?
– Потому что мне запрещено взаимодействовать с детьми на личном уровне.
– Так сказано в твоих «Правилах и положениях»?
Линус кивнул. Сэм Кук уступил сцену «Пингвинам», поющим о Земном Ангеле.
– Да.
– Как думаешь – почему?
– Человек в моей должности должен оставаться беспристрастным. Объективным.
Артур покачал головой:
– Дети – не животные, а ты не на сафари, чтобы издалека наблюдать за ними в бинокль. Как оценить, насколько они благополучны, если не вправе по-настоящему их узнать? Они люди! Даже если некоторые выглядят иначе.
Линус почувствовал себя задетым.
– Я никогда и не говорил, что они не люди.
Артур вздохнул:
– Прошу прощения. Я давно борюсь с предрассудками, привык, что многие так думают… Я хочу сказать, что ты сделал кое-что замечательное для мальчика, который раньше видел от людей только насмешки. Он прислушался к тебе, получил от тебя урок, в котором нуждался. Он не мог и мечтать о лучшем учителе.
– Не знаю, насколько я хорош, – смутился Линус. – Я просто сделал то, что считал правильным. Могу лишь представить, через что он прошел… и ты тоже как директор приюта. Тем более с такими уникальными подопечными.
– Да, – произнес Артур. – Как директор приюта, конечно. Вот почему я… как ты тогда выразился?.. не выпускаю их с острова.
– Я мог бы выразиться точнее, – сказал Линус. – Особенно учитывая то, что я теперь знаю.
– Ты вполне точно выразил суть дела. Я предпочитаю ясность во всем. И поэтому, когда я говорю тебе, что ты помог Сэлу, я уверен в каждом слове. Я не спросил его, почему он передвинул свой стол. Я только спросил, помог ли ему кто-нибудь. Он ответил, что помог ему ты. Об остальном я догадался.
