Чарли обладал даром располагать к себе людей. Он был учтивым, веселым, покладистым и трудолюбивым пареньком. Капитан Гейбриелсон относился к Чарли как к своему подопечному и часто приглашал его погостить в свой дом в Эдгартауне в штате Массачусетс. Жена капитана приходилась племянницей местному судье. Супруги Гейбриелсон жили в особняке внушительных размеров. В этом доме Чарли впервые окунулся в атмосферу комфорта и роскоши, а также увидел пример беззаботной семейной жизни. Гейбриелсоны были набожными методистами, и, когда Чарли приезжал, они вместе ходили по воскресеньям в церковь. Религиозность Чарли крепла, как и его привязанность к капитану. Через год капитана перевели на другой крейсер – «Скайлер Колфакс», приписанный к порту Уилмингтона, штат Северная Каролина. Чарли попросил расчет и последовал за своим покровителем. В Уилмингтоне, славившемся множеством церквей, капитан познакомил Чарли со священником Томасом Рико, который в ноябре 1880 года крестил Чарли. Местная газета восторженно писала, что Чарли стал «…по всей вероятности, первым уроженцем Поднебесной, который когда-либо принимал таинство крещения в Северной Каролине», и отмечала, что этот молодой человек «вызвал весьма значительный интерес в религиозном сообществе». Прихожан «чрезвычайно впечатлило» то, как после службы Чарли обошел всех, чтобы обменяться рукопожатиями и рассказать, как он обрел Спасителя и как ему не терпится вернуться в Китай, чтобы проповедовать благую весть соотечественникам
[58].
Христианская вера, которую теперь исповедовал Чарли, резко повысила его привлекательность для окружающих. В те времена протестантизм быстро распространялся в Китае, методисты принадлежали к числу наиболее ревностных «воинов Христовых». Чарли приобрел известность в сплоченном сообществе приверженцев Южной методистской церкви. Теперь капитан Гейбриелсон отступил в жизни Чарли на второй план, а роль покровителя взял на себя Джулиан Карр – табачный магнат и филантроп. В апреле 1881 года Чарли в качестве студента на особом положении был зачислен в Тринити-колледж (ныне это Университет Дьюка) в Дареме, где ему предстояло изучать английский язык и Библию. Президент колледжа Бракстон Крейвен и его супруга миссис Крейвен давали Чарли уроки английского. После Тринити-колледжа Чарли перешел в Университет Вандербильта в Нашвилле в штате Теннесси, служивший штаб-квартирой Южной методистской церкви; там Чарли должен был готовиться к роли миссионера. В общей сложности он провел среди методистов семь лет. Этот опыт определил и судьбу самого Чарли, и будущее его дочерей.
В своем первом – и единственном – письме к отцу, написанном вскоре после поступления в Тринити-колледж, Чарли выражал признательность своим покровителям и выказывал немалое религиозное рвение
[59]:
«Дорогой отец,
я напишу это письмо и дам тебе знать, где я. Я расстался с Братом в Ост-Индии в 1878 году и приехал в Соединенные Штаты и на конец [наконец] обрел Христа нашего Спасителя… теперь Даремская воскресная школа и Тринити помогают мне и я [в] большой спешке учусь, чтобы вернуться в Китай и рассказать тебе о доброте друзей в Дареме и благодати Божией… Помню когда я был маленьким, ты брал меня в большой храм, поклоняться деревянным богам… но теперь я обрел Спасителя он утешение мне куда я только не иду… Я уповаю на Бога и надеюсь снова увидеть тебя на этой земле, если будет на то воля Божия. Сейчас у нас каникулы, я в гостях в доме мистера Дж. С. Карра в Дареме. Скоро как получаешь мое письмо пожалуйста ответь мне и я буду очень рад весточке от тебя. Передай привет маме, Брату и Сестрам пожалуйста и также тебе самому… Мистер и миссис Карр порядочная христианская семья, они были добры ко мне»
[60].
Однако отец Чарли так и не получил весточку от сына. Чарли направил письмо доктору Янгу Аллену, главе миссии Южной методистской церкви в Шанхае, чтобы тот переслал его адресату. Когда доктор Аллен попросил Чарли указать имя и адрес его отца на китайском, Чарли не смог сделать этого. Он не умел ни читать, ни писать на родном языке: во-первых, его родители жили слишком бедно и не могли позволить себе отдать Чарли в школу, а во-вторых, письменный китайский – очень трудный язык. Чарли только скопировал с карты для миссионеров несколько топонимов: Шанхай, Гонконг, остров Хайнань – и нанес их на простой набросок карты, отмечая примерное расположение родной деревни. Имя отца он записал на слух – так, как оно звучало на местном диалекте. Поскольку в том регионе насчитывались сотни, если не тысячи семей, чьи сыновья уехали за границу, доктору Аллену не удалось разыскать нужного человека. Чарли вынужден был оставить всякие попытки связаться с родными
[61].
Чарли страдал от одиночества. Как-то раз он вместе с группой студентов посетил утреннюю службу в часовне, во время которой они пели, молились и рассказывали друг другу о своем опыте приобщения к религии. Один из соучеников Чарли, преподобный Джон Орр, вспоминал, что Чарли «встал и до того, как заговорил, несколько минут стоял молча. Потом у него задрожали губы, и он произнес: “Я чувствую себя таким ничтожным. Мне так одиноко. Мои родные так далеко. Я так долго пробыл среди чужестранцев. Самому себе я кажусь щепкой, плывущей по реке Миссисипи”». Орр писал: «Слезы струились по его щекам, и прежде чем он успел что-либо добавить, более десятка юношей обступили его, обнимая и уверяя, что любят его как брата»
[62].
И действительно, Чарли повсюду встречал доброту и вежливость со стороны окружающих. Люди относились к нему «с огромным уважением, восхищались [им] за целеустремленность и усердную учебу в колледже»
[63]. И все же, по словам Джерома Дауда, одного из товарищей Чарли по Тринити-колледжу, «ребята частенько поддразнивали его и устраивали всевозможные розыгрыши»
[64]. А ректор Университета Вандербильта, епископ Мактайр, порой вел себя с Чарли весьма грубо. Заканчивая свое обучение, Чарли попросил разрешения пройти также медицинскую подготовку. Епископ отказал. Как он писал доктору Аллену, выражаясь в свойственной ему надменной манере, «Сун пожелал задержаться еще на год или на два, дабы изучать медицину, подготовиться приносить больше пользы и пр. И его щедрый покровитель, мистер Джулиан Карр, не выразил намерения прекратить помогать ему. Однако, по нашему глубокому убеждению, будет лучше, если китаёза, каковым он был и остается, не сможет преуспеть раньше, чем начнет работать среди китайцев. Он и без того “прекрасно устроился” и отнюдь не прочь воспользоваться благами более высокоразвитых культур. Не по своей, конечно, вине…»
[65].
