Чарли умел видеть перспективу и не обижался по любому поводу. Он неизменно демонстрировал «прекрасные манеры» и вел себя «чрезвычайно обходительно». По-прежнему «жизнерадостный и веселый», он «всегда был готов ответить в шутливом духе», если кто-нибудь подтрунивал над ним, и тем самым ухитрялся разрядить обстановку. Окружающие отмечали его «исключительную энергичность» и «поразительную сердечность и приветливость». Он не был обделен чувством юмора. При крещении его фамилию записали как «Soon» (вместо «Soong») – приблизительно так, как он произносил ее по-английски. Один из его товарищей по Университету Вандербильта, Джеймс Финк, вспоминал, как Чарли, когда его «представляли другим студентам, с улыбкой добавлял: «Лучше быть скоро
[66], чем слишком поздно»
[67].
Это внешнее добродушие отчасти являлось результатом волевых и порой мучительных стараний скрыть свои чувства. Чарли любил женщин, о чем свидетельствует письмо, которое он отправил своему товарищу по Тринити-колледжу в 1882 году:
«Обе мисс Филд здесь, однако в следующую пятницу утром уезжают домой. Можете мне поверить, они чрезвычайно приятные юные Леди которые мне очень нравятся… В Тринити теперь весьма мило, но не знаю, каково здесь будет после отъезда [девушек]… Мисс Бидгуд здесь… Она прелестна как всегда. Время от времени я навещал ее и мисс Кэсси. Она беседует так оживленно… Я прекрасно проводил целые дни [с девушками], ни разу не вспомнив о книгах… Мисс Мейми и еще двое [девушек] были у нас вчера вечером все прошло замечательно… Мы с Фортисти посетили Эллу Карр и провели время лучше, чем можно себе представить»
[68].
Чувствам юноши суждено было остаться без ответа. Упомянутая в этом письме Элла Карр приходилась племянницей его благодетелю Джулиану Карру и дочерью одному из профессоров колледжа. Полвека спустя она рассказала местной газете «Гринборо дейли ньюс», что Чарли много раз приезжал к ним домой послушать, как она играет на пианино, пока однажды ее мать не «запретила ему посещать их дом так часто». С тех пор он избегал визитов, а на прощание прислал снимок, на котором выглядел как «настоящий денди»
[69].
Особенно близкие отношения сложились у Чарли с мисс Энни Саутгейт, дочерью влиятельного человека из Дарема. В одном из писем к ней Чарли, намекая на свои чувства, сначала извиняется за то, что потерял чей-то адрес, а потом продолжает: «Хотел бы я знать, почему я не смог бы допустить и не допустил ошибки относительно Вашего адреса? ‹…› Нет никакой опасности, что я влюблюсь в одну из дочерей дяди Р[ичарда]; мисс Дженни очаровал молодой человек ростом всего-то 7 футов и 9 дюймов
[70], а мисс Росс слишком мала, ей всего пятнадцать и на все лето она уехала к своей сестре. Как видите, никаких шансов влюбиться у меня нет, даже если я очень этого захочу»
[71].
В предельно недвусмысленных, печальных и даже проникновенных словах Чарли писал мисс Энни о своих чувствах: «Полагаю, там, где Вы сейчас, где бы Вы ни были, смею надеяться, Вы прекрасно проводите время. Мисс Энни, должен признаться, я люблю Вас крепче и сильнее, чем любую другую девушку в Дареме. Верите ли Вы мне?» Это единственное, на что Чарли мог отважиться. Он влюблялся, но воздерживался от решительного шага. Ему, «китаёзе», не на что было надеяться.
Чарли считал, что обязан во что бы то ни стало сдерживать свои чувства, и в дальнейшем требовал такого же поведения от своих детей, причем с самого раннего возраста. Мэйлин, младшая из трех сестер Сун, вспоминала: когда она была маленькой, отец часто повторял детям, что они «не должны выказывать свои чувства, и сам презирал чувствительность». Когда ее старший брат впервые уезжал из дома, поступив в закрытую школу, Мэйлин «расплакалась навзрыд». Заметив, что отец «вдруг стал строгим и суровым», девочка умолкла и постаралась унять рыдания. После этого случая Мэйлин редко давала волю слезам. «С тех пор как я выросла, я плакала всего несколько раз», – писала она
[72].
Чарли обожал Америку, несмотря на все огорчения, которые ему пришлось там пережить. Он стремился дать всем своим детям американское образование. Это стало его важнейшей задачей и побудило сколотить состояние. Как только у Чарли появились деньги, большая их часть была потрачена на обучение детей. Три дочери Чарли учились в Америке, Мэйлин была совсем ребенком, когда на долгие десять лет отправилась туда. И самое удивительное: девочки жили там одни, за ними не присматривал никто из взрослых родственников. Этот факт свидетельствует о полном, безоговорочном доверии Чарли к американцам и методистской общине.
Чарли всегда производил впечатление «очень общительного, разговорчивого и веселого» человека, поэтому некоторые его товарищи, американские студенты, считали его легкомысленным и поверхностным, они с трудом верили, что «в его голову приходят серьезные мысли»
[73]. Однако самое серьезное намерение Чарли уже сформировалось: он принял решение сделать все, чтобы его родина стала такой же, как Америка, которую китайцы называли «Мэйго» – «прекрасная страна». В конце 1885 года он уехал из любимой Америки в Шанхай.
К тому времени многонациональный Шанхай уже входил в число наиболее эффектных городов мира. Расположенный в дельте реки Янцзы, самой длинной реки Китая, этот город всего несколько десятилетий назад представлял собой болотистую низину. Однако маньчжурское правительство разрешило западным предпринимателям застраивать территорию, и теперь капитальные здания в европейском стиле соседствовали с хлипкими бамбуковыми лачугами, широкие мощеные улицы перемежались грязными переулками, изрытыми колеями от ручных тачек, а рисовые поля вытеснялись парковыми зонами. У набережной под неусыпным надзором небоскребов качались на волнах сампаны
[74], создавая будоражившую воображение панораму жизненной силы большого города.
Доктор Аллен, глава миссии Южной методистской церкви, считал Шанхай своим домом и всю свою жизнь посвятил тому, чтобы привнести западную культуру на китайскую землю. Он одним из первых проложил путь современному образованию в древнюю империю. Человек внушительного роста, с длинной густой бородой, доктор Аллен пользовался репутацией выдающегося ученого как среди китайцев, так и в западном мире, его в равной степени высоко уважали и в интеллектуальных кругах, и при маньчжурском дворе. Незадолго до приезда Чарли доктор Аллен основал в Шанхае передовой Англо-китайский мужской колледж, и Чарли надеялся, что будет преподавать в нем.
