Айлин, разумеется, заметила, что ее встретили не очень радушно. Даже когда окружающие были любезны с ней, в их поведении чувствовалась некоторая неестественность. В ответ Айлин замкнулась в себе – настолько, что в последующие годы, когда она приобрела известность и ее ровесников начали расспрашивать, какой она была, никто не мог рассказать каких-либо подробностей, связанных с ее жизнью в тот период. Вспоминали ее «самообладание», «сдержанность и чувство собственного достоинства», а также то, что она была «серьезной студенткой, скромной и необщительной». Этим воспоминания исчерпывались – если не считать ремарки, что она «так и не стала среди нас своей». Невысокая, неприметная, коренастая, она сторонилась сокурсников и предпочитала укромные уголки кампуса: там, среди огромных ясеней, буков и пышных кустов, она читала, занималась и размышляла. Айлин одевалась по американской моде и теперь вместо косички носила высокую прическу в стиле «помпадур». По воскресеньям она вместе с другими студентками приходила в методистскую церковь на Малберри-стрит. Айлин почти всегда молчала. За пять лет она не подружилась ни с одной из девушек – в отличие от своих сестер и отца, которые были очень близки со своими американскими друзьями и пронесли эту дружбу через всю жизнь.
Постепенно Айлин стала крайне самоуверенной и гордой. Одна из соучениц видела, как переменилась в лице Айлин, «когда один из профессоров колледжа сказал, что из нее получилась прекрасная гражданка Америки». Исполняя роль в собственной постановке «Мадам Баттерфляй», она держалась на сцене как королева, а не как жертва. Айлин попросила родных прислать ей парчу для сценического костюма, и Чарли отправил дочери 40 ярдов ткани
[99]. Роскошная переливающаяся ткань поразила сокурсниц Айлин, и они завистливо шептались о принадлежащих ей «сундуках с шелками».
Соученицы Айлин заметили ее тягу к серьезным предметам: она «была хорошо осведомлена о новейшей истории, тогда как мы, остальные, нисколько ею не интересовались». Последняя работа, выполненная Айлин в колледже, показывает, что ее политические взгляды были на редкость зрелыми для девятнадцатилетней девушки. В эссе, озаглавленном «Моя страна и ее притягательность», она рассуждала о Конфуции – знаковой фигуре для китайской культуры: «Его грубейшей ошибкой было то, что он не проявлял должного уважения к женщинам. Наблюдения свидетельствуют, что ни одна страна не в состоянии возвыситься над прочими, если ее женщины не получают образования и не считаются равными мужчинам в нравственном, социальном и интеллектуальном отношении… Прогресс в Китай должны принести в основном его образованные женщины».
Айлин описывает модернизацию Китая с поразительной точностью, гораздо конкретнее, чем многие из ее современников и историографов, изучавших эту тему в дальнейшем: «1861 год
[100] можно было бы назвать началом пробуждения страны». С тех пор «великое преображение Китая, несмотря на всю его постепенность, стало очевидным… После беспорядков, вызванных восстанием “боксеров” и неожиданно обернувшихся [для страны] благом, – утверждает юная Айлин, – прогресс в Китае пошел значительно быстрее, чем когда-либо прежде».
Айлин старалась следить за всем, что происходило в Китае, и имела свое личное мнение по поводу этих событий. Годы учебы в колледже укрепили и ее веру. «Китай определенно нуждается в большем количестве миссионеров», – писала она. Руководство колледжа ценило ее ум и радовалось ее приверженности христианству. Несомненно, эта девушка «окажет заметное христианское влияние» в Китае
[101]. И действительно: много лет спустя Айлин помогла обратить в христианство Чан Кайши и сделала глубоко набожной первую леди страны, Мэйлин, что сыграло важную роль в истории Китая.
В 1908 году, когда Айлин заканчивала учебу в Уэслианском колледже, в Америку приехали ее сестры. Годом ранее Цинлин получила право на правительственную стипендию. Родители рассудили, что разумно будет отправить вместе с ней и Мэйлин, хотя младшей из сестер на тот момент было всего девять лет. Основным доводом в пользу такого решения стало то, что в составе группы учащихся девочка без проблем сможет въехать в Америку. Чарли и его жена боялись упустить шанс дать Мэйлин достойное образование. Вместе с другими стипендиатами Цинлин и Мэйлин прибыли в Америку. Их сопровождали супруги Вэнь – мистер Вэнь был китайским чиновником и приходился сестрам Сун дядей.
Все прошло как по маслу: Айлин помогла сестрам устроиться в Уэслианский колледж, опекала их, заботилась о том, чтобы у девочек было все необходимое. Она наконец могла отдать то душевное тепло, которое так долго скрывала в себе. Там, в Америке, Айлин впервые заменила младшим сестрам мать и продолжала играть эту роль даже тогда, когда они, каждая в свое время, оказались в роли первой леди страны. Особенно нежно Айлин относилась к Мэйлин, которая была почти на десять лет младше. Одна из студенток слышала, как Айлин «отчитывала» младшую сестру за «дружбу с какой-то девочкой, которая, по мнению Айлин, дурно влияла на нее. Мэйлин сгоряча выпалила: “Но она мне нравится – мне интересно с ней”»
[102]. Младшая сестра вела себя со старшей как любимый, но избалованный ребенок, запросто подчиняющий себе родителя, который его боготворит. Мэйлин всегда старалась подражать старшей сестре, в Уэслианском колледже она прониклась гордостью за блестящий интеллект Айлин и говорила, что та «бесспорно, умнее всех в семье»
[103]. Впоследствии люди из близкого окружения сестер отмечали, что Мэйлин держит себя с Айлин как дочь – послушно выполняет распоряжения старшей сестры и признает ее авторитет. Во время учебы Айлин и Мэйлин, сами того не желая, продемонстрировали характер своих отношений на сцене любительского театра колледжа, играя в оперетте под названием «Девушка-японка»
[104]. Старшая сестра исполняла партию японского императора, а младшая состояла в его свите.
В 1909 году Айлин закончила колледж и вернулась в Шанхай, а ее сестры продолжали учиться и обзаводиться друзьями. В свои двадцать лет Айлин была одержима стремлением совершить в Китае что-нибудь значимое. В 1911 году вспыхнула республиканская революция, и Айлин узнала, какие отношения связывают ее отца с Сунь Ятсеном. В представлении Чарли Сунь Ятсен был подобен Христу, жертвующему собой ради спасения своего народа. Айлин, как и ее отец, испытывала чувство глубокого уважения к Сунь Ятсену и почитала его как одного из своих доблестных родственников, хотя они еще ни разу не встречались. Чарли усиленно убеждал миссионеров, призывая их поддержать сторонников республики, а в это время Айлин устраивала благотворительные мероприятия с целью сбора средств. Прежде Чарли уже предлагал дочери заняться организацией благотворительных концертов, но она отказалась. Теперь же она пылала энтузиазмом. Выяснилось, что благодаря своей скрупулезности и неиссякающему запасу идей Айлин прекрасно справляется с ролью организатора. Для мероприятий арендовали большое здание театра, концерты шли на английском языке, что было в новинку даже для Шанхая. Айлин не терпелось познакомиться со своим кумиром и послужить на благо революции.
