Хуан Син считал Сунь Ятсена наиболее подходящей кандидатурой на роль руководителя государства. Однако перед голосованием Сунь Ятсен вынужден был пойти на серьезные уступки. Прибывшим в Шанхай делегатам от провинций Сунь Ятсен заявил, что желает исключить из титула «временный президент» слово «временный», но услышал в ответ, что у них нет полномочий избрать постоянного президента. Этот вопрос будет решен посредством проведения всеобщих выборов. По сути, сказали делегаты, они выбирают лишь человека, который «возглавит мирные переговоры» между сторонниками республики и правительством маньчжуров. Выяснилось также, что, поскольку республиканцы не были уверены в своей победе, они пообещали пост временного президента Юань Шикаю, премьер-министру нового правительства, если он убедит нынешнее руководство страны отказаться от власти, чтобы не допустить кровопролитной гражданской войны. Сунь Ятсену сообщили, что ему придется выполнить этот уговор.
Сунь Ятсен согласился
[111], и 29 декабря делегаты проголосовали за него как за временного президента. Поездом особого назначения он отправился из Шанхая в Нанкин и 1 января 1912 года принес присягу. Сунь Ятсен публично пообещал передать пост Юань Шикаю, если маньчжуры откажутся от власти
[112].
Эти слова Сунь Ятсен произносил чрезвычайно неохотно, он даже пытался помешать Юань Шикаю занять президентское кресло. Поскольку Юань Шикай мог вступить в должность лишь в случае успеха мирных переговоров, Сунь Ятсен добивался того, чтобы республиканцы прекратили переговоры и продолжили борьбу. Представители провинций и большинство лидеров республиканского лагеря возражали. Один человек в открытую спросил Сунь Ятсена: «Почему вы не хотите мирных переговоров? Потому что не желаете оставлять президентский пост?»
[113]
Тайно связавшись с японцами, Сунь Ятсен запросил у них 15 миллионов юаней, чтобы с помощью армии возобновить сопротивление
[114]. Взамен он пообещал Японии «передать в аренду» Маньчжурию, как только маньчжурское правительство будет свергнуто. Сунь Ятсен знал, что Япония мечтает заполучить эту богатую часть Китая, по площади превосходящую Францию и Англию вместе взятые. Однако Япония отклонила его предложение.
Двенадцатого февраля 1912 года император маньчжурской династии отрекся от престола, и власть перешла к республиканцам. На следующий день, 13 февраля, Сунь Ятсен подал в отставку. Он пытался навязать свое «условие», требуя, чтобы Нанкин, который удерживал под контролем «крестный отец» Чэнь, объявили столицей и Юань Шикай занял свой пост именно там. Сунь Ятсен рассчитывал, что при неограниченной власти в городе «крестного отца» ему удастся помешать вступлению Юань Шикая в должность. Делегаты отвергли это «условие» и проголосовали за прежнюю столицу – Пекин. Сунь Ятсен вспылил и «приказал» провести еще одно голосование, пригрозив, что отправит армию, дабы «препроводить» Юань Шикая из Пекина в Нанкин. Делегаты отказались менять свое решение, к тому же никакой армии у Сунь Ятсена не было. Сунь Ятсен покинул свой пост
[115]. Десятого марта в Пекине Юань Шикай принес присягу как временный президент Китайской Республики. Сунь Ятсен пробыл на этом посту чуть больше сорока дней.
В апреле 1912 года Сунь Ятсен вернулся в Шанхай, чтобы испробовать другие способы сместить Юань Шикая с занимаемой должности. Одним из центров притяжения в Шанхае были местные сеттльменты
[116] – территории, подчинявшиеся не китайским, а западным законам. Готовясь к битве за власть, Сунь Ятсен предпочитал оставаться недосягаемым для противника. Кроме того, европеизированный Шанхай очень нравился Сунь Ятсену, ведь большую часть своей жизни сорокапятилетний революционер провел за пределами Китая.
В Шанхае бывший временный президент встретил Чарли Суна – они не виделись почти двадцать лет. Чарли, который на протяжении длительного времени проявлял по отношению к Сунь Ятсену невероятную щедрость, с радостью пригласил его в гости. Он считал Сунь Ятсена достойнейшим человеком в Китае и был возмущен тем, что его заставили освободить пост временного президента, так как занявший эту должность Юань Шикай до последней минуты оставался в лагере маньчжуров. С точки зрения Чарли, Юань Шикай был беспринципным оппортунистом. Свой штаб Сунь Ятсен устроил в доме своего товарища. В то время две дочери Чарли – девятнадцатилетняя Цинлин и четырнадцатилетняя Мэйлин – еще находились в Америке; дома жила только двадцатитрехлетняя Айлин. Ей не терпелось хоть что-нибудь сделать для своего кумира, и она вызвалась поработать у Сунь Ятсена помощницей со знанием английского языка.
Попав в гущу политических событий, Айлин изменилась: она расцвела и превратилась в миловидную и обаятельную девушку, от прежней замкнутости не осталось и следа. Ее нельзя было назвать красавицей, но она постройнела и излучала оптимизм. Теперь она вела себя не только деятельно, но и с почтительной кротостью – вероятно, осознавая, что находится среди влиятельных людей, которые вершат великие дела. На гостей Айлин производила приятное впечатление. Джон Клайн, президент основанного методистами Сучжоуского университета, приехал, чтобы пригласить Сунь Ятсена выступить перед студентами. Айлин сразу привлекла его внимание. Рассказ мистера Клайна об их знакомстве дает определенное представление о том, как жил Сунь Ятсен в доме Чарли:
«Сначала, у входной двери, меня встретил личный рикша-кули Чарли Суна. Это был наружный охранник. Если бы он не узнал меня, дальше меня бы не пропустили. После него – еще один охранник, стоявший на посту у лестницы. На втором этаже секретарь остановил меня у двери рабочего кабинета, вошел туда сам и вышел вместе с Алин [Айлин]. Теперь меня сопровождала Алин. Сун и Сунь проводили важное совещание с лидерами партии. Но Алин очень любезно приняла меня, выяснила, зачем я приехал, пообещала, что все устроит, и сдержала обещание. На редкость смышленая и исполнительная юная леди эта Алин. Она непременно добьется многого»
[117].
Судя по всему, первой победой Айлин стал Сунь Ятсен. Еще с юности, проведенной на Гавайях, его тянуло к женщинам, которые предпочитали западный стиль жизни. Получившая образование в Уэслианском колледже, Айлин легко его покорила. Советник Сунь Ятсена, журналист Уильям Дональд, румяный светловолосый австралиец в очках, отмечал (по словам биографа самого Дональда), что, когда он беседовал с Сунь Ятсеном, «Айлин часто усаживалась рядом, делала записи и ободряюще улыбалась. Сунь Ятсен переводил спокойный, бесстрастный взгляд с Дональда на нее и некоторое время пристально смотрел, не дрогнув ни одним мускулом… Однажды в Шанхае, после того как очаровательно-застенчивая Айлин прошла через его кабинет, он, внимательно глядя в глаза сидевшего напротив Дональда, прошептал, что хочет жениться на ней. Дональд посоветовал ему подавить свое желание, ведь он уже женат, но Сунь Ятсен сказал, что предложил жене развод». Дональд возразил, что Сунь Ятсен годится этой девушке в отцы (он был на двадцать три года старше Айлин). «Знаю, – ответил тот. – Это я знаю. Но все равно хочу жениться на ней»
[118]. Среди соратников-революционеров в Шанхае поползли слухи, будто Сунь Ятсен живет с Айлин
[119]. Но это были досужие сплетни: ничего подобного в семье Айлин не потерпели бы, и сама Айлин, набожная, как и ее родители, никогда не вступила бы в такую связь. Безусловно, ей было известно о намерениях Сунь Ятсена. В его взглядах, обращенных на нее, отчетливо читались его чувства. Однако Айлин так и не ответила ему взаимностью. Наоборот, нежелательное внимание Сунь Ятсена вполне могло умерить ее восторги по отношению к нему. Он оказался не таким уж достойным и благородным человеком. Айлин прониклась уважением к Мучжэнь, жене Сунь Ятсена, которая вместе с детьми приехала в Шанхай. Айлин всегда обращалась к Мучжэнь с особым почтением. Когда они куда-нибудь выходили, Айлин брала Мучжэнь под руку и поддерживала ее, так как искалеченные ступни женщины не позволяли ей свободно передвигаться
[120]. Айлин всегда называла Мучжэнь «матушкой» – вероятно, таким образом давая понять Сунь Ятсену, что ему следует прекратить свои ухаживания.
