Поклонники мадам Сунь, отчаянно стремясь найти в поведении своего кумира какое-то подобие вызова, часто утверждают, что Цинлин неоднократно отправляла письма с протестами руководству КПК. Свидетельств этому нет. Известно лишь, что она поддерживала линию партии и клялась следовать ей.
На рубеже 1950–1960-х годов в жизни Цинлин произошло событие, позволившее ей мысленно отстраниться от чудовищной реальности: она неофициально удочерила двух девочек, которые заполнили пустоту в ее жизни.
Это были дети Суй Сюэфана – начальника ее охраны, репутация которого пострадала из-за сплетен, возникших вокруг их с Цинлин взаимоотношений. Его первая дочь родилась в конце 1957 года. Суй Сюэфан привез показать ребенка Цинлин – так обычно поступал ее персонал, чтобы порадовать хозяйку, потому что детей она очень любила. Цинлин взяла ребенка на руки и стала укачивать. Младенец не плакал, а улыбался ей. Они смотрели друг на друга. Потом малышка принялась облегчаться прямо на накрахмаленное платье Цинлин. Кто-то из прислуги, зная, как Цинлин заботится о чистоте, попытался забрать ребенка, но она сказала: «Пусть дописает, а то мы испугаем ее»
[594]. Ощутив тепло детской мочи, Цинлин испытала чувство, которого она не знала ранее, но о котором так мечтала, – чувство материнства. С этой минуты политика в жизни Цинлин начала отходить на второй план, и в свои шестьдесят с лишним она оказалась поглощена ролью матери.
Глава 20. «Я ни о чем не жалею»
Дочь Суй Сюэфана, описавшая Цинлин, росла милой малышкой. Цинлин дала ей английское имя Иоланда и часто называла девочку «мое маленькое сокровище». Цинлин в то время было уже под семьдесят, и окружающие велели ребенку обращаться к ней «бабушка» или «тайтай» (госпожа), но Цинлин хотелось, чтобы ее называли «мама». Словно прочитав ее мысли, смышленый ребенок лепетал «мама-тайтай», приводя Цинлин в восторг. Она распорядилась, чтобы так же обращались к ней все приходящие в гости дети. Наедине с Иоландой Цинлин называла себя мамой, и ребенок следовал ее примеру
[595].
В 1961 году трехлетняя Иоланда станцевала для мамы-тайтай. Цинлин не скрывала своей гордости и поспешила показать девочку друзьям. Иоланду пригласили выступить на большом празднике в честь Международного дня защиты детей (1 июня), для этого ее нарядили в красивый корейский костюм. Цинлин, как зачарованная, смотрела выступление Иоланды по телевизору (в те времена телевизоры считались роскошью и были доступны лишь узкому кругу элиты). Как это ни удивительно, Иоланда внешне была похожа на Цинлин. (Окружающие тоже замечали это сходство.)
Цинлин также неофициально удочерила сестру Иоланды, Юнцзе, родившуюся в 1959 году
[596]. Малышку сфотографировали в пятимесячном возрасте, и Цинлин так полюбился этот снимок, что она попросила опубликовать его на обложке официального китайского женского журнала «Женщины в Китае». (Просьбу так и не исполнили.)
Девочки регулярно бывали у Цинлин. Ее апартаменты казались детям раем, потому что сами они жили в тесных комнатах для персонала. Их родителям приходилось в жизни нелегко, особенно во время голода. Суй Сюэфан и его жена были вынуждены кормить слишком много ртов: после Иоланды и Юнцзе у них родилось еще двое детей – сын и дочь. Счастливым это семейство не было. Родители девочек часто ссорились, в доме постоянно стоял крик. Жене Суй Сюэфана не нравилось, что Цинлин вмешивается в дела ее семьи, в приступах бешенства и злости она била посуду и портила вещи. Однажды она гналась за мужем до комнат его хозяйки, где обругала почтенную мадам Сунь, обвинив ее в том, что из-за нее не складывается их семейная жизнь
[597]. Потрясенная Цинлин распорядилась немедленно подыскать для семьи отдельное жилье. Вскоре супруги Суй переехали.
В 1963 году Суй Сюэфан перенес инсульт, его частично парализовало. Цинлин писала подруге: «Эта весть страшно опечалила меня, до сих пор не могу собраться с духом, чтобы проведать его. Боюсь, от моих переживаний ему станет хуже. Я устроила двоих из его детей в детский сад, где влияние лучше, чем у него дома. Дети на редкость умненькие. Я навестила их в детском саду и убедилась, что они уже привыкли к новым порядкам и обстановке»
[598]. Цинлин часто забирала детей к себе домой, и теперь они бывали у нее постоянно.
Мать девочек, несмотря на свое раздражение, признавала, что для детей так будет лучше. Иоланда и Юнцзе поддерживали отношения с родителями, но проводили много времени с мамой-тайтай. Цинлин баловала их лакомствами, которые были недоступны им в семье, дарила дорогие вещи, о которых они не могли даже мечтать, например мягкие каракулевые шубки. Цинлин сама причесывала девочек по утрам и повязывала им яркие, как бабочки, шелковые банты. Отпуская детей играть на большой лужайке, она садилась на скамейку и ждала, когда они прибегут к ней в объятия. На лужайке паслись два больших гуся, и девочки, сидя на руках у Цинлин, кормили их, когда гуси вперевалку подходили поближе. Мама-тайтай учила девочек этикету и представляла их высокопоставленным гостям. На одном снимке улыбающийся Чжоу Эньлай гуляет с сестричками по саду, держа обеих за руки.
Теперь все свое внимание Цинлин уделяла девочкам. Позднее Иоланда отмечала, что прежде Цинлин заполняла душевную пустоту, вызванную отсутствием детей, тем, что много и добросовестно работала
[599].
В 1966 году началась «культурная революция». Красная сестра больше не могла игнорировать происходившие в стране события. Главной мишенью этой крупнейшей чистки, устроенной Мао Цзэдуном, стал Лю Шаоци, благодаря конструктивной критике которого замедлились темпы строительства военной промышленности (тем самым страна справилась с голодом)
[600]. Мао Цзэдун не выносил, когда ему мешали, и сделал все, чтобы погубить Лю Шаоци в тюрьме. Жену Лю Шаоци арестовали, предъявив ей нелепые обвинения в том, что она «шпионка ЦРУ и Гоминьдана». Сторонников Лю Шаоци судили по всему Китаю, называя их «прокладывающими путь капиталистам», «чертями-быками и демонами-змеями» и навешивая на них другие, столь же безумные ярлыки. Чжоу Эньлай балансировал на грани выживания лишь потому, что продолжал преданно служить Мао Цзэдуну.
