Гостя пригласили сесть рядом с баронессой, есть из одного блюда и пить из одного кубка. Епископ благочестиво кивнул и согласился… Женщина почувствовала, как бешено застучало сердце. От помощи епископа зависел успех всего задуманного предприятия. А раз отец Павел выказал своё расположение с первых же мгновений, скорее всего, удастся его уговорить. Уговорить помочь с местью графу де Крона! В голове вихрем заплясали мысли последних недель. Всё это время она выискивала способ нанести удар… желательно с выгодой для себя. И неважно, действительно ли виноват слуга, или граф в самом деле нанёс запрещённый удар. Главное, что тот, кого баронесса выбрала себе в мужья, мёртв. Искать ещё одного кандидата нет времени: родственники понемногу начинают роптать и скоро навяжут ей кого-нибудь сами. А эконома де Жюсси, изворотливого на всякие каверзы, пришлось выгнать. Старик всё равно начал терять нюх: за месяц упустил сразу две дичи. И школяра до сих пор было немного жаль, очень уж приглянулся ей этот сладкий мальчик. Женщина заставила себя успокоиться. Сейчас не время менять своё решение. Если епископ её поддержит, то после победы про Муффи забудут. Из владений графа де Крона можно будет нарезать себе немало доменов, да и деревни там небедные. А среди родственников баронессы немало тех, кто мечтает дать хорошее наследство младшим сыновьям. И эти поддержат её в войне с графом первыми. Лишь бы отец Павел сказал: «Да».
Баронесса знала, что епископ любит хорошо поесть, поэтому кушанья вносились одно за другим. Сначала рыба и мясо на широких кусках белого хлеба, пропитанных соусом с сарацинским пряностями. Опять не вовремя пришла мысль, сколько золота стоила каждая горсть этих пахучих заморских трав. Следом подали дичь: двое слуг внесли на вертеле запечённого оленя, блюдо с зайцами, блюдо с перепелами. А как только епископ довольно рыгнул и высказался, что первого червячка он заморил, по знаку хозяйки начали вносить деликатесы: щуку по древлянскому рецепту, устриц из Иберии. Затем, пока де Муффи и отец Павел переводили дух перед следующей переменой блюд, сначала выступил со стихами трувер, потом показывал своё умение алхимик баронессы. Едва развлечения закончились, перед епископом поставили пузатое глубокое блюдо с супом. Клирик сорвал закрывавшее верх узорчатое полотенце, бросил на пол, взял за блюдо за ушки и принялся не стесняясь громко хлебать. От удовольствия епископ даже позабыл, что делит место с хозяйкой и хорошо бы время от времени передавать блюдо ей.
Баронесса на граничившее с неуважением поведение гостя смотрела с доброжелательным выражением на лице, улыбалась. Внутри же потихоньку закипало негодование. Если бы не епископская панагия
[10], висевшая поверх бархатного пурпуана, нельзя было бы признать в этом человеке служителя церкви. Горбатый нос, квадратный массивный подбородок, широкие скулы и густые рыжие сросшиеся брови. Очень тёмное от загара лицо с мясистыми губами и носом, с резкими и крупными чертами вызывало не благоговение — а какой-то страх. В широких кистях обросших волосами рук и перекатывающихся под шёлком нижней рубахи мускулах угадывалась огромная сила. Сразу видно, что предпочитает епископ не смиренное корпенье над богословскими трактатами, а благородное занятие охотой. Наверняка горло затравленной дичи режет сам, да ещё и, как настоящий шевалье, пьёт горячую свежую кровь. Наконец, подали десерты: всевозможные сыры, пряники, конфеты из мёда, миндаля и фруктового мармелада, тростниковый сахар, финики и инжир. После этого баронесса решилась коротко, в осторожных выражениях, изложить суть дела. Епископ выслушал молча, затем замер, обдумывая предложение. Женщина опять почувствовала, что сердце от волнения бешено заколотилось, руки задрожали от нервного напряжения. Успокоиться никак не получалось.
Отец Павел выглядел невозмутимым, даже чуть равнодушным. Но в голове тоже шла напряжённая работа мысли. Просьба хозяйки замка была не из простых. В другое время от неё даже стоило… нет, не отказаться — потянуть время. Судя по столу, Муффи фьеф не бедный, и денег можно вытянуть из баронессы за помощь немало. Деньги! Сейчас епископу они нужны были как воздух. И как можно быстрее. Некоторое время назад он рискнул залезть в казну своего покровителя, митрополита Антония. И Павел не жалел об этом. Та послушница Урсюль, которую подарила аббатиса Шампвер, стоила каждого переданного в аббатство су. Надо будет, как закончатся неотложные дела, ещё раз туда наведаться… Вот только скоро Антоний приплывает из Никеи в Рим, и к этому дню всё должно быть завершено. Денег же исполнить поручение митрополита нет: спор между коммуной города Беара и соседним монастырём стороны уладили сами. Хотя епископ и был уверен, что кто-то из них обязательно обратиться к нему за мзду решить вопрос в свою пользу. Теперь же предложение де Муффи могло спасти голову отца Павла.
— Хорошо. Если, как вы утверждаете, было злое намерение…
— Было! Мой человек разговаривал с подкупленным слугой, который по приказу графа испортил шлем де Бастане. И готов в этом присягнуть.
— Хорошо. Готовьтесь, я помогу покарать преступника. Кстати. Вы упоминали, что как прилежная дочь Церкви собирались внести взнос на ремонт храмов Григория Чудотворца и Симеона Богоприимеца?
Баронесса мысленно усмехнулась: дело можно считать свершившимся, святой отец принялся торговаться. Вот только просто так и она делать ничего не будет. Сначала пусть епископ твёрдо пообещает ей то, ради чего его и приглашали.
— Вот только как нам быть с Божьим миром?
Женщина устремила на клирика взгляд, полный наивной чистоты: последний из Соборов, состоявшийся в Клермонте, не только подтвердил запрет «сожигать или разрушать жилища крестьян или клириков, их голубятни и сушильни, не сметь умерщвлять, бить, увечить крестьянина, раба и его жену, ни брать их и уводить, если они не сделали преступления». Он также пообещал строго карать за сражения в некоторые дни и недели, а также праздники. Главным же добавлением стало то, что по решению Собора теперь требовалось извещать противника о начале боевых действий за несколько недель. А вассалов у де Крона куда больше, чем могла набрать под свои знамёна де Муффи.
— Раз доказан злой умысел, де Крона первый нарушил Божий мир. А закон обязывает нас преследовать такого нарушителя даже в запретные дни. Дабы не ушёл виновный от наказания, — епископ встал из-за стола. — Деньги на ремонт храмов передадите казначею епископства. А я тем временем съезжу в Лютецию. Чтобы ещё раз проверить суть дела и удостовериться, что злой умысел на турнире точно был.
Баронесса тоже встала, поцеловала клирику руку. В душе горела дикая радость: получилось!
Епископ вместе со свитой прибыл в Лютецию, когда верующие только-только начали справлять пятую неделю от праздника Пасхи, выпавшего в этом году на середину апреля. Жилю про гостей из родных мест сообщил вездесущий Пьер, который, кажется, знал всё, что творится в огромном городе. Только что получивший степень магистра свободных искусств парень от слов приятеля отмахнулся. Ну да, ну, возможно, к свите пристал кто-то из земляков. Жилю-то что? Ему надо готовиться к поступлению на юридический факультет, а дальше — блистательная карьера. Библиотекарь герцога де Бурбона, которому старательный школяр-переписчик понравился, обещал рекомендации… И тем удивительнее было Пьеру две недели спустя застать друга за сборами в дорогу.
