В богатых домах, которые достались его отряду, Джебэ пришлось выдержать свой первый экзамен в должности командира. Душный воздух и липкий страх перед грозными пришельцами окутывали кварталы, словно липкая паутина — так и подбивая молодых воинов, которых в полусотне собралось немало, проявить свою удаль и власть над склонившимися перед саблей. Потому-то и должен был командир сдержать железной рукой горячие головы, приучая молодёжь в любой ситуации оставаться с холодным и ясным разумом. Не зря Воинская яса
[44] строго карала за мародёрство, женское насилие и прочий разгул: всё это не совместимо с воинской дисциплиной как основой армии. Конечно, степняки, при нужде, спокойно творили по отношению врагу и местному населению такие жестокости, что перед ними бледнели самые чудовищные непотребства княжеских армий — но только по приказу командиров. Сейчас приказа не было, поэтому лишь изредка слышался звон оружия особо рьяных защитников своего добра или чей-то крик разрывал тишину.
Сбор добычи продолжался четыре дня, и ещё несколько дней степная армия стояла лагерем. Ждали, пока «союзники» подойдут поближе к столице. Но едва дарга-батор получил новости, что войска Согёна ринулись на перехват, он тоже направил армию в сторону столицы — только не напрямую, а обходя сцепившихся противников по широкой дуге. Тумены степняков, словно огромное страшное чудовище, неторопливо двигались вперёд, широко раскинув щупальца разъездов. Оставляя на своём пути опустошённую землю: встреченные города и посёлки стирались с лица земли нещадно. Жителей же, если они не пытались брать в руки оружие, продавали соседям. Очень скоро любое сопротивление прекратилось. Сражаться пытались лишь небольшие отряды дворян, которым было что терять.
Едва армия покинула Соксон, кто-то вспомнил о службе Джебэ на границе и немалом опыте лесных боёв и засад. И его полусотня стала одной из тех, что вели разведку или тревожили врага лихими рейдами. Здесь Джэбе впервые почувствовал вкус и горечь войны. Он нападал — и убегал. Познал кипящую удаль схваток, когда враг падает под ударом сабли — и хоронил павших товарищей. Сегодня отряд проезжал через сожжённые поля и деревни, а завтра жёг их сам. И каждый день войны: слёзы и плач ребёнка, который встречается с первой в жизни серьёзной потерей и не понимает, почему родители, такие умные и сильные — не пытаются потушить горящий дом, а лишь покорно становятся на колени перед страшными пришельцами; убитая горем женщина, стоя над телом мужа, с ненавистью смотрит на чужаков, грабящих её дом; раздирающая на себе платье девушка, чей жених пал под саблей, пытаясь защитить любимую от «насильников»… Каждый такой час и миг оставлял на сердце небольшой шрам, всё больше и больше уводя молодого полусотника от мальчика, когда-то с восторгом слушающего по вечерам рассказы деда о походах.
В один из вечеров, глядя на своих удальцов, жгущих очередное поместье, Джебэ вспомнил стихи поэта из библиотеки Альвара, что война возвышает человека, и горько усмехнулся. Война может сделать жёстче и сильнее. Она может выковать характер и волю… Но никогда не сможет возвысить человека до созидания прекрасного. Война — разрушитель, а не творец.
Все дни, пока его конь топтал пыль корёских дорог, Джебэ не переставал изумляться живущим в Согёне. Если бы враг вторгся на его родину — ему пришлось бы брать с боем каждый овраг и каждую травинку. Здесь же предпочитали открывать ворота, пытаясь откупиться имуществом. А если крестьян угоняли для продажи — они спокойно укладывали в заплечные мешки свой нехитрый скарб и послушно двигались, куда укажет плеть завоевателя. Эту странность объяснил всё тот же старый десятник. Старинные законы о земле и правах обрабатывающих эти земли уже много поколений существовали только на рисовой бумаге. Свободные арендаторы давно превратились в ноби, которым запрещено даже покидать свои наделы. Их единственное отличие от раба в том, что ноби, согласно закону, не могли по прихоти убивать да продавать на рынках как скотину. Вот только вся остальная их жизнь проходила по своеволию владеющего землёй дворянина. Поэтому война для ноби — подарок, шанс отыскать себе лучшего хозяина.
Джебэ слушал старого десятника внимательно и охотно, частенько обращаясь к тому за советами — ведь старик ходил в набеги ещё тогда, когда не родился его отец. А убелённый сединами воин делился премудростью, про себя восхищаясь молодым командиром: далеко пойдёт. Умён, рассудителен, не стесняется спрашивать то, чего не знает — но решает всегда сам. В бою страшен, но от крови не пьянеет, а полусотней командует, будто своей рукой. Потому-то и льнёт к нему воинская удача.
Впрочем, оказалось, что удача — девушка капризная, и вскоре их полусотня хлебнула её переменчивого настроения полной мерой. В одном из рейдов они неожиданно наткнулись на армию Согёна: та скрытно шла наперерез врагу, уничтожая все встреченные на пути разъезды. Спасла предусмотрительность старика, который своей волей поставил десяток в подозрительном месте и принял на себя удар латных конников гвардии вана.
Их отряду первому удалось вырваться из западни и принести весть своим, но почти половина осталась лежать на пыльных дорогах. Среди погибших оказался и весь отважный десяток. Старый воин, наверное, был доволен — он умер не в постели, а с саблей, и ушёл, захватив с собой немало врагов. А Джебэ после доклада самому дарга-батору первым из ушедших в этот поход молодых офицеров получил в награду косицу сотника и серебряный венок отличия. Уцелевшие воины и друзья шумно поздравляли удачливого командира и товарища, и Джэбе, натянув на лицо маску веселья, также радостно шутил и принимал похвалы. Только вот и награда, и смерть старика стали ещё одним шрамом на сердце — самым глубоким, самым страшным за всю войну.
Получив важную новость о подходе врага, степняки успели подготовиться. И когда войско Ли Чжагёма, утомлённое маршем, вышло на поле боя, их встретили свежие воины. В сече Джебэ не участвовал — вместе с новой сотней он в составе тысячи лёгкой конницы ждал в резерве. С небольшого холма Джебэ с восхищением наблюдал за искусством дарга-батора. Как по задумке полководца в самом начале сражения, запутав противника дымом от подожжённой травы, степняки выманили на спрятанные колья и волчьи ямы кавалерию корёсцев, а затем кинулись осыпать стрелами беззащитную пехоту. Строй под разноцветными знамёнами заколебался, пытаясь прикрыться щитами и ответить на обстрел своими стрелами, и пропустил атаку железных клиньев варягов. Степная пехота разрезала строй врага, словно раскалённый нож масло, разбив ровные линии на отдельные полки и дворянские дружины. Корёсцы ещё могли переломить ход сражения, всё-таки их было куда больше… Но потеряв в дыму соседей, избиваемый врагами и падающими стрелами, каждый из отрядов думал, что остался один, что всех остальных перебили. Отступление почти сразу превратилось в бегство, и лёгкая кавалерия ринулась истреблять объятых ужасом солдат.
Преследование длилось почти неделю, поэтому на вторую часть битвы, когда степная армия громила спешащих к Ли Чжагёму союзников, Джебэ не успел. Лишь потом он узнал, что паганцев резали словно скот: хорошие в родных джунглях пращники оказались бессильны против луков, а пузатые торговые транспорты-джонки — против хищных драккаров варягов и галер нанятых «свободных капитанов» с Солнечных островов. Берег покраснел от крови, а море почернело от тел.
