Едва топот коней затих, старик снова превратился в привычного сельского священника, грустно улыбнулся и посмотрел на мальчика.
— Вылезай, вылезай из угла. Уехали. Эх… Думаешь, почему я отказался?
Жилю, который ещё не пришёл в себя от страха, было всё равно. Но священнику явно хотелось выговориться, и он продолжил.
— Вернуться к славе, богатству… К моим любимым соснам Лангедока. Знаешь, я ведь до сих пор по ним скучаю, среди ваших-то дубов и грабов. Вот только для этого придётся вернуться к человеку, чей отец один раз предал тех, кто приносил ему оммаж. И знать, что сын, если понадобится, поступит так же. Ладно, — старик сел на лавку, потёр поясницу, которая последнее время начала постреливать, и призывно махнул рукой. — Давай, показывай, что ты нацарапал.
Жиль робко поднял с пола свой мешок и выложил на стол большие глиняные черепки и куски коры, на которых корявым почерком было выведено:
«Galia est omnis divisa in partes tres quorum unam incolunt Belgae aliam Aquitani. Tertiam qui ipsorum lingua Celtae nostra Gali apelantur
[4]…»
Обратно дети возвращались молча: девочка всё ещё вела себя, будто не до конца проснулась и никак не может понять, почему это алая полоса на западе — если вот недавно было утро. А мальчик всю дорогу думал о странных гостях. Он вспомнил, что означала крылатая змея — старый дровосек Юмбер любил рассказывать не только истории и байки, но и про то, как по молодости и глупости ездил аж к Закатному морю, думал переселенцем уехать на распашку целины в Нормандии. Такой символ носили рыцари-Драконы, лучшие воины во всём христианском мире… Вот только ценился их найм столько, что на жалованье можно, наверное, купить не одну деревню. Да и рыжий явно тоже не кнехт из простых. Так кто же такой отец Аббон, если к нему посылают сразу двух Драконов, а он не боится указывать им за порог?
Мать встретила Жиля и Урсюль на краю деревни, схватила за руку обоих и потащила к отцу — тот уже вернулся и что-то обсуждал возле своего дома со старостой.
— Гобер, ты только посмотри! Явился негодник! А ну признавайся, где вы шлялись? Да ещё вдвоём?!
Мальчик коротко объяснил, что ходил к священнику отнести урок и взять новый, а Урсюль увязалась за ним. На мать его слова подействовали, словно масло на огонь. Брань полилась густым потоком, перемежаясь с призывами к мужу выпороть бездельника: дома работы непочатый край, а он непонятно где шляется и чем занимается.
— Заткнись, — вдруг неожиданно резко бросил глава семейства. Женщина замолчала и только хватала ртом воздух, словно рыба. — Вот им, — Гобер показал рукой на ещё носивших рубашки двух младших сестёр Жиля, сейчас с любопытством выглянувших из дома на шум скандала, — будешь указывать. А мужчину учить не твоего куцего ума дело. Правильно Жиль к отцу Аббону ходит, если тот учит и денег за это не берёт.
— Во-во, — поддержал староста. — Грамотный завсегда нужон. Так, парень. Ты ведь енту, на которой молитву читают, разумеешь? Молодец. Значит, так. На, читай и объясняй громко и понятно. Понял?
Староста благоговейно достал из-за пазухи свиток с печатью, дал в руки мальчику и тот, с трудом разбирая заковыристые юридические слова, принялся вслух читать Хартию, по которой их деревне подтверждались права вольного аллода и что граф не смеет требовать с них талью сам, а уплачивают её только напрямую прево.
— Не обманул, — довольно покачал головой староста, как только мальчик дочитал последнюю строку. Не зря мы ему столько отвалили. Ладно, иди малец. А нам ещё покумекать надо.
Староста бережно убрал пергамент за пазуху и ушёл вместе с отцом. Почти сразу мать дала по подзатыльнику подвернувшимся под руку младшим детям и, не обращая внимания на рёв, молча ушла в дом. А Жиль так и остался стоять во дворе, гадая: к лучшему ли, что гроза не просто обошла его стороной, и отец разрешил ходить к священнику, а не помогать по хозяйству. Даже если мать опять будет против.
Глава 2
Преуспев в учении,
Я, посредством книг,
В беспрестанном чтении
Мудрости достиг.
Но, сие учение
В муках одолев,
Я познал влечение
К ласкам жарких дев.
И, забросив чтение,
Тешу плоть свою:
Нынче предпочтение
Девам отдаю.
Жиль бежал через лес не разбирая дороги, его душили слёзы. Урсюль отдают в аббатство Шампвер! Вот только ещё не бывало, чтобы оттуда хоть кто-то возвращался в мир, а не принимал постриг. Парень случайно услышал, как отец объяснял соседу, зачем едет в аббатство… И мир рухнул. Самая красивая девушка деревни. Не зря староста весь год отказывал сватам, придирчиво выбирая дочери жениха. Жилю отец не раз заявлял, что разрешит сыну жениться не как остальным парням на пятнадцатый год, а только после шестнадцати
[5] — мол, пусть отче Аббон доучит и благословение даст. А дальше… дальше недалеко и до Пятидесятницы, после которой принято засылать сватов. Парень полагал, что ему-то, самому завидному жениху — единственный грамоте учён, да и мастер Гобер человек в деревне не из последних — староста уж не откажет. И Урсюль вроде была довольна, что в девках ещё на год засиделась, потому может сватов от Жиля дождаться. Вон даже сама в прошлом месяце, как из церкви в день службы на Вознесение Господне обратно шли, шепнула, что Жиль парень хоть куда, поэтому… И так на него взглянула тогда, что кровь бросилась в голову, в животе потянуло сладкой истомой. А теперь всё кончено. Они никогда не увидятся, Жиль никогда не взойдёт с ней к алтарю…
Сев на корень большого дуба, Жиль, наконец, дал волю слезам. Здесь можно, здесь никто не увидит. А когда слёзы кончились, просто лёг на траву и бездумно принялся смотреть на небо в облаках и зелёные кроны деревьев. Именно так и нашёл парня отец Аббон.
— Рыдаешь, — усмехнулся священник. — Ну, ну. Вставай и пошли со мной.
— Оставьте меня, отче…
— Встань. Я сказал.
За последний год старик высох, ходил, опираясь на палку, и обычно говорил тихо. Но сейчас в громовом голосе прозвучала такая сталь, что повиновался бы, наверное, даже латник. А уж тем более парень, привыкший во всём слушаться наставника. Жиль понуро встал и, стиснув зубы, посмотрел на отца Аббона: повинуюсь, но против воли. Священник тут же заковылял прочь, уверенный, что парень не осмелится стоять и пойдёт следом.
