Часть I
Глава 1.
Проблема знаний, или Что мы действительно можем «знать»?
И поскольку никто не удосужился объяснить обратное, он считал процесс поиска знаний напраснейшей тратой времени.
— Нортон Джастер, «Призрачный сборный пункт»
В чем заключается проблема знания
Фрэнсису Бэкону, одному из корифеев современной науки, приписывают слова «знание — сила». С тех пор, как Бэкон произнес эти слова, стало совершенно ясно, что люди столкнулись с очень выраженной и трудной проблемой знания. У нас есть фундаментальные пробелы в понимании того, как мы приходим к знанию, и хотя наличие проблемы знаний общепризнано, ее масштаб редко оценивается и еще реже обсуждается. На первый взгляд такое заявление может показаться нелепым. Какая проблема в том, чтобы сказать, что кто-то что-то знает? Я знаю, где я и что делаю. Я знаю имена и лица моих друзей, семьи и знакомых. Я знаю, как водить машину, как готовить (по крайней мере, немного) и как оплачивать счета. В самом деле, чтобы ориентироваться в повседневной жизни, нужно «знать» множество вещей.
Проблема знания в ее классической форме — это не отрицание знания того, что вы наблюдали, или освоенных вами приемов. Никто не сомневается, что вы знаете, что у вас есть машина, что вы женаты или что вы владеете коллекцией сувенирных тарелок с портретами Элвиса Пресли, которые вы унаследовали от бабушки
[12]. Однако слово «знание» приобретает совсем другое значение, как только человек выходит за рамки непосредственных наблюдений или переживаний. Существенные проблемы возникают в тот момент, когда принадлежность к знаниям распространяется на вещи, которые не наблюдались в прошлом, не наблюдаются сейчас и вряд ли будут наблюдаемы в будущем. Отдельная проблема возникает, когда кто-то заявляет о знании отношений и связей между вещами. За последние два тысячелетия, по мере того как историки, социологи, антропологи и философы исследовали, как возникают, развиваются и исчезают претензии на знание, нарастало понимание того, насколько ограничены наши способности к познанию.
С древних времен люди ищут более высокую форму знания, которая могла бы претендовать на универсальность. Знание в его наиболее амбициозной форме состоит из фундаментальных истин, в которых мы можем быть уверены, в которых мы не можем ошибаться и никогда не сомневаемся. Факты и знания такого рода всегда можно считать истиной; нам больше не нужно беспокоиться об их достоверности, поскольку это несомненно так. Мы можем поместить их в папку с названием «Истина» на нашем компьютере и забыть о необходимости их пересматривать. В этом смысл знания в его крайней форме, и именно с этой формой связана наиболее заметная проблема знаний.
Некоторые люди органически не переносят отсутствие надежного знания; они с абсолютной уверенностью придерживаются определенных идей и убеждений, и на таких предпосылках построено множество систем знаний (или верований — как вам угодно). Для других надежные знания не существуют и не должны существовать, поскольку они не требуются для взаимодействия с миром и получения удовольствия от жизни
[13]. С прагматической точки зрения, если знание работает, то оно полезно, даже если по существу оно отражает лишь некоторое заблуждение. Если вы относитесь к числу людей, предпочитающих уверенность в надежных знаниях, постарайтесь быть непредвзятыми, когда мы будем анализировать, насколько обоснованы претензии подобных знаний на достоверность. Точно так же я бы попросил прагматиков учитывать, что проблема надежного знания не ограничивается эпистемологией башни из слоновой кости, а простирает свои щупальца до прагматического знания, как мы увидим. У представления о том, что если теория работает, то это полезная теория независимо от ее «истинности», есть серьезные последствия.
Предсказание неизведанного
Проблема знания становится наиболее очевидной, когда мы обсуждаем нашу способность предсказывать то, что еще не наблюдалось. Большинство людей сказали бы, что они «знают», что Солнце взойдет завтра. Однако можно ли назвать это предопределенностью? Событие выглядит очень вероятным, но также было предсказано, что наступит время (надеюсь, в далеком будущем), когда у Солнца закончится топливо, оно сильно раздуется и поглотит Землю. Мы не знаем, истинно ли это предсказание, но оно согласуется с нашим лучшим на сегодняшний день пониманием мироздания, и мы не можем его исключить. Также возможно, что Земля взорвется из-за какого-то случайного процесса внутри расплавленного ядра, чего мы никак не ожидали. Массивная комета, которую наши телескопы пока не наблюдали, в будущем может врезаться в Землю и разрушить планету. Эти примеры кажутся немного надуманными, но давайте вспомним про 230 000 человек, погибших в результате цунами на Суматре в 2004 году, возникшего после внезапного подводного землетрясения. Наиболее разумным предсказанием на тот день было то, что это будет обычный день, как и многие дни до него, а не то, что гигантская волна погубит многие тысячи жизней; к сожалению, случилось второе
[14].
Другая проблема, связанная с концепцией знания, вызвана ассоциацией вещей, особенно в форме причинно-следственной связи. Люди очень хорошо умеют выстраивать ассоциации. Всякий раз, когда небо затягивают темные облака, раздаются звуки грома и сверкают молнии, мы ожидаем, что скоро хлынет дождь. Чем больше человек выкуривает сигарет, тем более вероятно, что он склонен к одышке, сердечным приступам, инсульту и раку легких. Дети, которым делают прививки от кори, чаще страдают аутизмом. Однако, хотя мы очень хорошо строим ассоциации, мы часто видим закономерности, которых нет. Что еще более важно, на основе закономерностей мы часто устанавливаем причинно-следственные связи между вещами (например, все больше курящих людей страдают раком легких, следовательно, курение вызывает рак легких). Однако мы не наблюдаем причинно-следственных связей между вещами; мы наблюдаем только последовательность событий. Таким образом, и здесь мы сталкиваемся с проблемой знаний, поскольку не можем непосредственно наблюдать причинность и способны только строить догадки относительно причинно-следственных связей
[15]. Наши рассуждения не ограничиваются пассивным наблюдением ассоциаций; чтобы приблизиться к пониманию о причинности, мы можем провести всевозможные тесты (об этом пойдет речь в следующих главах); однако, в конце концов, мы ограничены рассуждениями о существовании причинно-следственных связей, которые не можем наблюдать напрямую.
