Далее последовала серия не-встреч с его предполагаемым властелином. Нураддин назначал встречи – Саладин находил предлоги не являться: то у него болел отец, то нездоровилось ему самому – что-нибудь да находилось всегда. На самом деле он знал, что, если встретиться со своим повелителем лицом к лицу, с ним придется порвать; ведь он уже был более могуществен, повелевал более мощной и богатой страной, больше подходил на роль лидера исламского мира – и не хотел из-за этого ссориться с царем. Так что он поддерживал во всех убеждение, что подчиняется Нураддину, пока старик не скончался. Тогда Саладин объявил себя царем как Сирии, так и Египта. Некоторые последователи Нураддина прокляли его, объявили молокососом, неверным выскочкой, горделивым глупцом – но они плыли против течения. К мусульманам явился спаситель.
Он был невысокого роста и хрупкого сложения, этот Саладин. Задумчивый вид, меланхоличный взгляд; но, когда улыбался, улыбка его освещала всё вокруг. Щедрый и милосердный до готовности раздать всё, со скромными он был скромен, с могущественными умел быть величавым. Запугать его никто не мог, но и сам он не опускался до того, чтобы запугивать тех, над кем обладал властью. Секрет власти Саладина был в том, что люди его попросту обожали.
Порой Саладин плакал, услышав печальные вести, и не страшился сходить с проторенных дорог, чтобы проявить гостеприимство или милосердие. Однажды к нему пришла в отчаянии фарангская женщина: разбойники похитили ее дочь, и она не знала, к кому обратиться за помощью. Саладин отправил на поиски девушки своих воинов. Ее нашли на рынке рабов, выкупили, привезли матери, и обе женщины вернулись в лагерь фарангов.
В личных привычках Саладин был так же аскетичен и требователен к себе, как и Нураддин, но менее требователен к другим. Он был религиозен, однако строгого догматизма, характерного для Нураддина, чуждался.
Ассасины очень старались убить Саладина. Дважды убийцы оказывались у его постели, когда он спал. Однажды его ранили в голову – но он, как оказалось, носил под тюрбаном шлем и кожаный подшлемник. После двух покушений Саладин решил разделаться с ассасинами раз и навсегда. Он осадил их крепость в Сирии, но затем…
Что-то произошло. Что именно – никто не знает и по сей день. Одни рассказывали, что Синан, глава сирийских ассасинов, отправил дяде Саладина по матери письмо, где обещал убить всех членов его семьи, если Саладин не снимет осаду. Собственные источники ассасинов утверждали, что среди ночи, окружив себя охраной и всеми мыслимыми предосторожностями против убийства, Саладин проснулся от того, что какая-то тень проскользнула через его шатер и скрылась – и нашел приколотую к подушке записку со словами: «Ты в нашей власти». Эта история явно апокрифична, но то, что ей верили, свидетельствует о том, какую власть имели ассасины над людскими умами. Впрочем, на этот раз обычная тактика ассасинов сыграла против них: дважды попытавшись убить Саладина и дважды потерпев неудачу, они лишь внесли свой вклад в легенду о его непобедимости.
Саладин двигался осторожно, шаг за шагом, предоставляя своей славе объединять друзей и смягчать сердца врагов. Бо́льшую часть владений крестоносцев он вернул бескровно – при помощи блокад, экономического давления и переговоров. В 1187 году, подойдя с армией к Иерусалиму, он начал с предложения фарангам так же мирно оставить город. В обмен на это, объявил он, христиане, которые хотят уйти, смогут забрать с собой всё, что им принадлежит, христиане, которые хотят остаться, смогут остаться и свободно отправлять все обряды своей религии, христианские святыни будут под охраной, а паломники смогут приходить и уходить беспрепятственно. Фаранги с негодованием отвергли предложение сдать Иерусалим, свой главный приз, цель Крестовых походов – так что Саладин окружил город, взял его штурмом, а затем поступил так же, как в свое время халиф Умар: никакой резни, никаких грабежей, всех пленников за выкуп отпустили на свободу.
Несмотря на мягкие методы Саладина, то, что он отвоевал Иерусалим, стало крушением Первого крестового похода, возбудило в Европе ропот и привело трех сильнейших монархов на континенте к мысли организовать и возглавить Третий крестовый поход. Одним из этих монархов был немец Фридрих Барбаросса: по дороге в Святую Землю он упал с коня в лужу глубиной лишь несколько дюймов и утонул. Вторым – Филипп Второй Французский: этот добрался до Святой Земли, принял участие в захвате порта Акра, а затем, утомившись, вернулся домой. Остался в Палестине лишь король Англии Ричард Первый, которого соотечественники прозвали Львиным Сердцем. Ричард был доблестным воином, однако едва ли заслуживал репутации, которой наслаждался у себя дома – славы образца рыцарства. Он с легкостью нарушал обещания и, чтобы выиграть битву, шел на всё. Около года они с Саладином ходили кругами друг вокруг друга; между ними состоялось несколько битв, и главную из них Ричард выиграл; однако к июню 1192 года, когда он осадил Иерусалим, болезнь истощила его силы. Он задыхался от жары; Саладин любезно прислал ему снег и свежие фрукты – и подождал, пока Ричард сам поймет, что людей для взятия Иерусалима ему не хватает. Наконец Ричард заключил с Саладином договор примерно на таких условиях: Иерусалим остается за мусульманами, но они охраняют христианские святыни, позволяют христианам жить в городе и невозбранно исполнять обряды своей веры, позволяют христианским паломникам въезжать и выезжать по своему усмотрению. После этого Ричард отправился домой, а впереди него летела весть, что он всё же одержал при Иерусалиме своего рода победу: заставил Саладина ему уступить. В реальности он просто согласился на условия, которые предлагал Саладин с самого начала.
После Третьего крестового похода не происходило уже ничего примечательного, если не считать Четвертый крестовый поход 1206 года, во время которого крестоносцы даже не дошли до Святой Земли, слишком увлекшись по дороге взятием и разграблением Константинополя и осквернением его церквей. К середине XIII века желание отвоевывать Святую Землю становилось в Европе всё слабее и наконец угасло само собой.
Историки традиционно насчитывают восемь крестовых походов за двести лет, однако по сути речь идет о постоянном потоке крестоносцев, одни из которых приходили, другие уходили. Так что, может быть, точнее говорить, что крестовые походы продолжались около двухсот лет и что можно выделить восемь периодов, когда людской поток увеличивался, обычно благодаря тому, что какой-нибудь монарх или коалиция монархов организовывали очередную кампанию. За эти два столетия хождение в крестовые походы сделалось для европейцев постоянным занятием: некоторые семьи в каждом поколении отсылали на войну одного или двух сыновей, и ехали они туда, когда входили в возраст, а не когда начинался «следующий крестовый поход».
Первая волна европейских рыцарей захватила немало городов и основала четыре «крестоносных королевства», как предполагалось, постоянных: теперь будущим крестоносцам из Англии, Германии или Франции было где поселиться и было к какой армии присоединиться после приезда на Восток. Некоторые христиане западноевропейского происхождения, без сомнения, рождались, жили и умирали в этих королевствах, однако большинство приезжало лишь на несколько лет: сражались за свое дело и уезжали домой, если повезет, с какой-нибудь военной добычей. Крестоносцы возвели впечатляющие каменные крепости, однако в их пребывании на Востоке всегда чувствовалась временность, нестойкость.
