В 1504 году Бабур короновался царем Кабула: так у него появилась постоянная база. Он подумывал было снова идти на Самарканд, но отверг этот замысел. Вместо этого он вместе со своими советниками решил идти на юг, как поступало до него множество тюркско-монгольских завоевателей. С десятитысячной армией вторгся Бабур в Индию – а султан Дели встретил его на равнине близ города Панипат со стотысячной. Один к десяти – совсем как в легендах! Хуже того: у султана была тысяча слонов. Но у Бабура тоже имелось преимущество: пищали. Новая технология одолела старую биологию: Бабур разбил султана и взял Дели. Как и османы и сефевиды, моголы побеждали врагов, поскольку те дрались копьями и стрелами, а эти – пулями и пушечными ядрами. Так на карте мира появилась третья из великих мусульманских «пороховых» империй.
Моголы еще более Сефевидов выиграли от череды блестящих и долгоживущих правителей. В первые двести лет существования империи ею правили всего шесть человек. Большинство из них были страстными, романтическими, художественными натурами. По меньшей мере трое – военными гениями. Один был плохим администратором, но за него правила из-за трона его жена Нур Джахан, ничем не уступавшая лучшим из Моголов: прекрасно владеющая наукой управления, поэтесса и покровительница искусств, выдающаяся силой и ловкостью, одна из умнейших политиков своего времени.
Лишь один из шестерых оказался неудачником – и это был сын Бабура. Всего десять лет понадобилось этому пьянице, чтобы потерять всю империю, созданную его отцом. Однако, когда он скрывался в горах Афганистана, возлюбленная жена его дала жизнь сыну, которому предстояло стать Акбаром Великим, самым выдающимся монархом своего времени, ни в чем не уступающим его современнице, королеве Елизавете Английской. Отец его сумел вернуть себе престол как раз вовремя, чтобы двенадцатый день рождения Акбар отпраздновал уже принцем. Вскоре после этого его отец, стоя однажды на верхней ступеньке лестницы у себя в библиотеке, услыхал призыв на молитву и ощутил внезапное желание изменить свою жизнь. Он начал поспешно спускаться, чтобы начать жизнь святого, однако оступился, полетел вниз головой и сломал себе шею, так что занять трон пришлось его юному сыну.
Акбар упрочил и расширил завоевания своего деда, привел в порядок всю империю. Одни эти деяния покрыли бы его славой – но Акбар был не только завоевателем. Он стал чем-то намного бо́льшим.
Очень рано он осознал ключевую слабость империи: небольшая группа мусульман пытается править многочисленным индуистским населением, которое мусульмане обирают, грабят, тиранят и убивают со времен султана Махмуда Газневи, жившего около пятисот лет назад. Против этого Акбар выставил принцип, названный им сулахкул – «мир для всех». Чтобы доказать свою искренность, сам он женился на индуистской принцессе и объявил первенца от нее своим наследником.
Акбар открыл все государственные посты для индусов на равных условиях с мусульманами. Отменил карательный налог, который давным-давно наложили исламские правители этого региона на пилигримов, посещающих индуистские святыни. Кроме того, Акбар отменил джизью, коранический налог на немусульман. И то, и другое он заменил земельным налогом, одинаковым для всех граждан, любого положения и вероисповедания. Практически ни одно другое государство мира в ту эпоху не взимало налогов со знати – но Акбар нарушил эту традицию. Кроме того, он приказал своим воинам охранять храмы и священные места всех религий – не только ислама.
Великий правитель Моголов отменил постоянную военную аристократию, от которой зависели его предшественники, и ввел административную систему, в которой каждый чиновник назначался и мог занимать свою должность лишь на ограниченный срок, а после этого перемещался на новую работу в новое место. В сущности, Акбар изобрел саму концепцию временного ограничения, прервав процесс, в других местах создававший беспокойных региональных «царьков».
Рожденный и воспитанный как мусульманин, Акбар, несомненно, считал себя мусульманским монархом, однако питал глубокий интерес к иным религиям. Он созывал видных индуистов, мусульман, христиан, джайнов, зороастрийцев, буддистов и других, чтобы они объясняли императору свою веру и дискутировали о вере в его присутствии. Наконец Акбар пришел к выводу, что в каждой религии содержится часть истины, но ни одна не заключает в себе истину целиком, так что он решил взять лучшее из каждой и сплавить их в единую новую религию под названием Дин-и-Иллахи, «религия Бога». Учение этой новой веры гласило, прежде всего, что Бог есть единое всемогущее существо; затем, что вселенная также есть единое целое, отражающее своего творца; в-третьих, что главный религиозный долг каждого человека – не причинять вреда другим; и в-четвертых, что люди могут и должны подражать Безупречно Живущим, идеальным людям, каковых немало в истории: примеры безупречной жизни, говорил Акбар, представляют Пророк Мухаммед и шиитские имамы. Далее Акбар переходил к скромному предположению, что и сам он подает верующим такой пример.
Увлеченный своей новой религией, Акбар выстроил в ее честь целый новый город. Посреди пустыни, вокруг могилы и святилища любимого суфийского мистика Акбара, вырос Фатехпур-Сикри, город из красного песчаника. Главным его зданием стал дом аудиенций: всего один огромный зал, накрытый высоким куполом, с одним-единственным элементом обстановки внутри – высокой колонной, навесными мостками соединенной с балконами вдоль стен. На верхушке колонны восседал сам Акбар. Люди, желавшие обратиться к императору с какой-либо просьбой, говорили с ним с балконов. Придворные и другие заинтересованные лица находились внизу и слушали оттуда.
О влиянии Акбара и очаровании его личности ясно свидетельствует то, что введению новой религии никто в его владениях не противился; однако этой религии не суждено было выжить. Для мусульман она была недостаточно мусульманской, для индусов недостаточно индуистской. Не выжил и Фатехпур-Сикри: пересохли его колодцы, и город оказался заброшен.
Однако идеи Акбара выросли не на пустом месте. Движения, пытавшиеся соединить лучшее в исламе и в индуизме, с опорой на мистицизм обеих религий как на точку пересечения, возникали на этом субконтиненте со времен Бабура. Например, в 1499 году человек по имени Нанак пережил религиозный опыт, побудивший его провозгласить: «Нет индусов, нет мусульман». Урожденный индус, он перешел в суфизм и посвятил жизнь борьбе с кастовой системой. Он начал традицию духовных техник, передаваемых непосредственно от наставника к ученику, в которых чувствовалось влияние и индуистских учителей, и суфийских святых. Последователи гуру Нанака в конце концов назвали себя сикхами – основали новую религию.
Современник гуру Нанака, неграмотный поэт Кабир, родился у вдовы-индуски, однако был воспитан в семье ткачей-мусульман. Он декламировал стихи о духовной любви, имевшие привкус и индуизма, и суфизма, а писцы записывали за ним. Стихи Кабира дошли до наших дней.
Пока народные мистики в Индии Моголов слагали страстную лирику, восходящую к устной традиции, придворные поэты разрабатывали сложную метафизику персидскоязычной поэзии, а художники создавали свой, еще более пышный и изукрашенный стиль рисованных «персидских» миниатюр и книжных иллюстраций.
