Ученые в этих протоуниверситетах пришли к выводу, что их будущие студенты знают слишком мало даже для начала занятий, и поэтому разработали набор стандартных курсов, пройти которые необходимо юноше, чтобы приступить к занятиям в университете: например, курсы риторики, грамматики, логики и арифметики, цель которых – просто научить студентов читать, писать, считать и думать. Студенты, успешно одолевшие этот базовый курс, назывались бакалаврами; теперь они могли начать изучать какой-то серьезный предмет – богословие, философию, медицину или юриспруденцию. В наше время степень бакалавра можно получить, в частности, окончив четырехлетний колледж свободных искусств.
Европа становилась всё богаче, и в ней появились люди, готовые провести всю жизнь в научных исследованиях, чтении, писании или создании произведений искусства. Под влиянием греческой мысли в умах образованных европейцев начали формироваться новые идеи. Греки говорили: «Человек есть мера всех вещей», и в их языческом пантеоне место «Бога» занимало множество божеств с человеческими характерами, драматически взаимодействовавших и между собой, и с человечеством. Греки отличались глубоким интересом к миру природы и к человеку здесь-и-сейчас. Они очень далеко продвинулись в описании и различении природных явлений и сделали первый шаг к их объяснению. Люди, читавшие и обсуждавшие греческие тексты, тоже увлекались раскрытием тайн жизни на земле – направление мысли, решительно противоречившее тому, которого придерживалась церковь со времен падения Рима, ибо в христианском мире Средневековья господствовало мнение, что материальная вселенная есть зло. Единственный смысл здесь находиться – в том, чтобы поскорее отсюда выбраться; так что единственный предмет, заслуживающий изучения – мир иной, а единственные тексты, к которым стоит обращаться – Писание и комментарии к нему. Новые гуманисты не считали, что соперничают с христианством, и едва ли были безбожниками-атеистами, однако служители Церкви видели в этом новом мышлении угрозу для себя. Они чувствовали, к чему все это ведет.
Христианство развивалось в контексте умирающего Рима. Оно создало иерархию, в которой отразилась административная иерархия Рима, своего рода ее тень. И, когда имперская структура рухнула, христианская по умолчанию заняла ее место, стала «рамкой», поддерживающей цивилизованную жизнь. Византийский император, всегда бывший главой имперской иерархии, теперь автоматически стал и главой иерархии церковной. Различные епископы подчинялись ему как главе Церкви, так же, как и наместники провинций как прежде, так и сейчас подчинялись ему как главе империи. Учения христианской религии формулировали епископы на соборах, организуемых императором, и периодически обновляли на следующих соборах, причем за императором всегда оставалось последнее слово.
Христианство так тесно переплелось с Римом, что, когда империя раскололась надвое – раскололась и церковь. На востоке главой церкви остался император. На западе сам титул «император» вышел из употребления. Политически континент был раздроблен на мелкие княжества, правили которыми, в сущности, военные вожди. В этой обстановке Церковь являлась в Западной Европе единственным источником цивилизационной связности и единства, культурным посредником, благодаря которому люди, говорящие на разных языках и служащие разным суверенам, могли общаться или путешествовать по землям друг друга. Чтобы служить этой цели, учения Церкви должны были быть единообразны, всем понятны и всеми приняты, так что Церковь неустанно и страстно выискивала и преследовала ереси.
Ко времени Крестовых походов церковнослужители в Западной Европе регулярно казнили еретиков – всех, кто публично проповедовал взгляды, расходящиеся с официальной доктриной – привязывая их к столбу и сжигая на костре.
По мере того как укреплялась власть Церкви в повседневных делах, епископ Римский становился в Западной Европе всё более значимой фигурой. Люди называли его il pape – «Папа», то есть «отец», ибо христианская община почитала его своим духовным отцом. На Востоке ведущей религиозной фигурой был патриарх Константинопольский, однако патриархов было много, и он – лишь первый среди равных. На Западе же Папа приобрел авторитет, далеко превосходящий авторитет всех прочих епископов. Примерно в одно время с Крестовыми походами католики начали проповедовать учение о непогрешимости Папы.
Одновременно церковь распространяла свое влияние по всему континенту и залезала в каждую щель. В каждой деревне, каждом городке, каждом квартале крупного города имелась церковь, приход и приходской священник, и все священники исполняли одни и те же ритуалы, одним и тем же образом, на одном и том же языке. Иерархия сделалась рациональной и безукоризненно стройной: каждый священник отвечал перед вышестоящим епископом, епископ – перед архиепископом, архиепископ – перед кардиналом, а кардинал – перед Папой.
Однако с затуханием Крестовых походов эта гегемония начала трещать по швам. Здесь и там реформаторы начали подвергать авторитет церкви сомнению. В конце XIV века оксфордский профессор по имени Джон Уиклиф шокировал священнослужителей, переведя Библию на самый вульгарный из известных им языков – простонародный английский. И зачем же? Чтобы обычные простые люди могли читать Библию и самостоятельно ее понимать! Священнослужители не могли взять в толк, зачем обычным людям самим понимать Библию: есть же священники, которые всё им растолкуют!
Уиклиф пошел и дальше. Он заявил, что все клирики должны быть бедны, как апостолы, и что у церквей и монастырей следует отобрать земли и передать их на светские нужды – чем, разумеется, глубоко оскорбил церковь. У Уиклифа были могущественные покровители, так что ему дали дожить жизнь спокойно и умереть естественной смертью; однако через сорок лет Папа приказал выкопать его кости, сокрушить их в пыль и развеять над рекой – как видно, за все эти годы его ярость не угасла.
Не угасла она отчасти потому, что и идеи Уиклифа не умерли. Например, в следующем поколении богемский священник Ян Гус горячо поддержал идею Уиклифа, что каждый имеет право читать Библию на своем родном языке. Он затеял масштабный проект перевода Библии. Когда церковнослужители приводили ему каноны, чтобы показать, что он поступает неправильно – Гус в ответ цитировал им Писание и отвечал, что Библия авторитетнее церковных соборов. Это было уж слишком! Церковь арестовала Гуса и сожгла на костре, сложенном из копий переведенной им Библии. Короче говоря, со своими реформаторами христиане поступали так же, как мусульмане – с протосуфием Халладжем.
Однако убийство реформаторов не убивало жажду реформ. Уиклиф, Гус и другие люди того же склада обращались к очень реальной и опасной народной потребности: жажде подлинного религиозного опыта.
Бюрократизация религии обеспечила могущество церкви и придала Европе культурное единство, однако со временем религиозная бюрократия потеряла способность передавать и доносить до людей тот ключевой опыт, что являлся смыслом ее существования. Именно в этот ее порок ткнул пальцем немецкий профессор богословия Мартин Лютер. Этого человека мучило чувство вины. Что бы он ни делал – чувствовал себя грешником, обреченным на ад. Христианские ритуалы призваны были облегчить эту вину, очищая его от грехов, но для Лютера эти ритуалы не действовали. Он перепробовал все: пост, самобичевание, ежедневное причащение, бесконечные епитимьи; но после всего этого, когда священник объявлял, что теперь он чист, Лютер этому не верил. Достаточно было заглянуть в собственное сердце – и он ясно видел, что всё еще нечист. Он знал об этом потому, что по-прежнему ощущал вину.
